Тогда я понял, что частые прикосновения способны угробить любую страсть — впрочем, мне так и не пришлось применить это полезное знание на практике: с тех пор в моей жизни не было ничего такого, что мне действительно захотелось бы сохранить навсегда…
Но сейчас мое сердце вздрогнуло так сладко, словно я слышал свою чудесную песенку в самый первый раз — можно было подумать, что я все-таки оказался в раю, и сладкоголосый ангел на пороге встречает меня, как я и предчувствовал… Несколько минут я наслаждался простым, но совершенно сокрушительным чудом, которое почему-то вдруг решило со мной случиться, потом глупо ухмыльнулся от удовольствия и огляделся по сторонам. Только тогда я понял, что уже давно не один, и мое невовремя растаявшее сердце внезапно сжалось от ужасающего предчувствия: оно уже откуда-то знало, что странные незнакомцы, причудливые силуэты которых я едва мог различить в темноте, пришли сюда за моей жизнью, и у них хватит могущества и упорства получить то, что они хотят…
— Не надо. — Растерянно сказал я. Сам не знаю, кого я надеялся уговорить!
— Надо. — Флегматично возразил мне чей-то свистящий шепот. — Ты лишил нас хорошей добычи, но это не беда: ты сам — наилучшая добыча! У тебя много жизней — есть, что взять. Именно то, что мы ищем…
Разумеется, за моей головой явились старые добрые индейские боги — дружно, всем коллективом. Им не было никакого дела до нашего дурацкого «конца света», и моего — более чем высокого! — статуса в созданной по этому случаю структуре. Эти хищные ребята сошли со страниц совсем иных историй, и у них были свои представления о том, как следует поступать, когда земля начинает дрожать у тебя под ногами. Они были гораздо старше и в каком-то смысле гораздо мудрее всех нас — как бабочка бывает мудрее философа: пока он размышляет о метаморфозах материи, бабочка переживает их на собственном опыте. Они оказались настолько иными — или инакими? — что даже для того, чтобы просто смириться с их существованием, мне следовало расстаться с большинством своих представлений о возможном — и это после всего, что успело со мной случиться!
Мне хватило одной тошнотворно длинной секунды, чтобы понять все: эти красавчики пришли сюда с твердым намерением убить меня, и они это сделают, поскольку я никогда не был бессмертным — просто счастливым обладателем довольно большого — но, к сожалению, конечного и легко выражаемого с помощью всего лишь трехзначного числа! — количества жизней.
— Забери меня отсюда! — Потребовал я у невидимого Джинна, но он не откликнулся. Я с ужасом подумал, что мой могущественный телохранитель вполне мог передумать — в самый последний момент! — сжалиться надо мной и предоставить мне возможность все-таки побыть в полном одиночестве — так мило с его стороны… Настолько несвоевременных подарков мне еще никогда не делали!
Причудливые существа обступили меня тесным кольцом. Я почувствовал их тяжелый неприятный запах, что-то среднее между запахом дерьма и формалина.
А потом я узнал его и содрогнулся от воспоминания: однажды в юности я случайно зашел в грязную ветеринарную аптеку возле городского рынка, стены которой были пропитаны этим запахом и сразу подумал: «боже, это запах дурной смерти!» Тогда я сам испугался собственной формулировки: в то счастливое время в моей романтической голове редко появлялись подобные образы — мрачные, точные и лаконичные. Теперь я испугался снова — черт, у меня были все основания испугаться! Но еще больше меня страшило их абсолютное спокойствие: если бы индейские боги испытывали ко мне враждебные чувства, если бы они собирались рассчитаться со мной за то, что я назвал их имена Одину, или вздумали предотвратить грядущий конец света, устраняя одно из главных действующих лиц, или просто разгневались, как бедняга Сетх, обнаружив на своем пути докучливое человеческое существо — о, тогда мне наверняка нашлось бы что им противопоставить! Но в глазах этих странных тварей я был всего лишь долгожданной пищей — лакомым куском, вроде бутерброда с икрой. Их общая убежденность парализовала меня: под тяжестью их голодных глаз я почти превратился в этот самый «бутерброд» — куда только подевалось мое хваленое могущество!
— Не думай ни о чем, лучше просто слушай музыку — это наш подарок тебе.
Тот, кому суждено умереть, имеет право напоследок прикоснуться к лучшему, что у него было…
Любая жизнь когда-нибудь заканчивается, теперь закончится и твоя. Пришло время умирать. — Тихий шепот одного из моих убийц — судя по змеиной морде и пучкам перьев, жизнерадостно зеленых как весенняя травка, со мной говорил Кецалькоатль — почему-то казался мне самым нежным и умиротворяющим звуком во Вселенной. Я больше не предпринимал никаких попыток спастись, даже вялых поползновений позвать Джинна — скорее всего просто потому, что никак не мог поверить, что смерть действительно стоит на пороге. Наверное, просто привык к тому, что мне все время как-то удается выкрутиться: то чудо какое-нибудь случится, а то просто просыпаешься, и понимаешь, что все было обыкновенным ночным кошмаром… Так что перед лицом настоящей опасности, я оказался невероятно медлительным и неповоротливым — вот уж никогда бы не подумал! А когда до меня наконец-то дошло, что все происходит на самом деле, было уже слишком поздно…
Хвала небу: я до сих пор не помню подробностей нашего бурного «общения», и прикладываю все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не вспомнить! Знаю только, что мне пришлось умереть почти сотню раз кряду, и каждая новая смерть была мучительнее (и утомительнее) предыдущей. Индейские боги забирали себе мои жизни, извлекали их из меня одну за другой, вытягивали их, как тянут нерв из больного зуба, только этим самым «зубом» был весь я, без остатка. Помню, что воля к жизни оставила меня, и я хотел только одного: чтобы все это закончилось как можно скорее, и уготованная мне смерть оказалась обыкновенным небытием, которого я так боялся прежде, а не вечным умиранием…
А потом все это действительно закончилось. Я почему-то был по-прежнему жив, и меня кто-то обнимал за плечи, а перед моими почти ослепшими от боли глазами нечетко проступали контуры полузнакомого лица. Через несколько секунд я кое-как сфокусировал зрение и узнал это лицо.
— Один, откуда ты здесь взялся? — Тихо спросил я. — Никогда не думал, что после смерти попаду в Вальгаллу… У меня ведь не было меча в руках, и вообще никакого оружия у меня не было: оставил его где-то, болван этакий!
— А ты и не попал в Вальгаллу. — Лаконично сообщил Один. — Ты жив.
Здорово ты влип, гость! И как тебя угораздило? Нельзя бродить без оружия по незнакомым местам.
— Думаю, что с оружием тоже не очень-то можно. — Слабо улыбнулся я.
— Ты идиот. — Сердито сказала Афина. Только тут до меня дошло, что это именно она нежно обнимает меня за плечи — я поверить не мог в такое чудо! — Почему ты не там, где тебе положено быть? — Ворчливо спросила она — как строгая мамаша, обнаружившая, что ее чадо пошло в кино вместо того, чтобы делать уроки.
— А где мне положено быть? — Горько усмехнулся я.
— Сам знаешь! — Буркнула она.
— Я устал быть там, где мне «положено»! Я очень хотел остаться один. Хотя бы на пару часов, а еще лучше — навсегда. — Я обнаглел настолько, что опустил голову на ее плечо — в конце концов, я столько раз умер за этот бесконечно долгий день, что имел полное право делать все, что хочу, просто потому, что мои телодвижения как бы и не являлись настоящими осмысленными поступками — так, продолжение затянувшейся агонии…
