— Если руна не напьется моей крови, она останется просто бессмысленным узором. — Объяснил я. — Твоя кровь тут не годится, и вообще ничья не годится, кроме моей… А теперь помолчи немного, ладно? Мне надо поговорить с руной.
Он кивнул и потом с любопытством прислушивался к моему шепоту.
— Ну и имена у этих тварей! И как ты только их выговариваешь, Один? Между прочим, пока ты бормотал эту чушь, мне было очень щекотно. — Весело заявил он, застегивая куртку. — Думаю, в этом и состоял твой злодейский замысел: ты собирался защекотать меня до смерти! — Гермес скорчил озабоченную рожу и повернулся к остальным:
— Я раскусил этого одноглазого, ребята! Не поддавайтесь на его уговоры. Он царапается и щекочется, а еще шляпу надел… впрочем, все это вполне можно пережить, имейте в виду!
— Отлично. — Кивнула Афина. — Рисуй свой знак и на моей груди, Один.
Какого черта!
Если еще и тебя бояться, жизнь станет совсем тоскливой…
— Спасибо за доверие, Паллада. — Усмехнулся я.
— Надеюсь, мне не обязательно расставаться с этим обликом? — Холодно осведомилась она. — Твоя руна не исчезнет, когда я решу, что мне надоело выглядеть таким образом?
— Никуда она не исчезнет. Это же все-таки магия, а не вечерний макияж!
— «Макияж»?! Ну-ну… И где ты только успел нахвататься таких словечек? — Усмехнулась она. Я не стал втолковывать ей, что мне ведомо любое слово, хоть раз сорвавшееся с человеческого языка — не до похвальбы сейчас!
Пример Афины вселил решимость в сердца остальных. Арес решительно разорвал свое платье — что было совсем не обязательно, с таким-то глубоким вырезом! — кокетливо осведомился у окружающих, нравится ли им его новый шикарный бюст, а потом с неподдельным интересом наблюдал за моими действиями.
— Ни хрена он меня не заколдовал! — Весело сообщил он Олимпийцам. — Я бы почувствовал, если что не так!
— Ну да, теперь ты у нас такой чувствительный, дальше некуда! — Насмешливо отозвалась Артемида. Она уже расстегивала драгоценные пуговицы на своей шелковой одежде, но недоверие в ее глазах не угасло.
— Если не хочешь — не нужно. — Мягко сказал я. — Надеюсь, у тебя еще есть время подумать…
— У меня нет времени. Его нет ни у кого из нас. — Она испытующе посмотрела на меня. — А ты не предчувствуешь недоброе, Один? Я думала, что у тебя чуткое сердце…
— А что, ты чуешь беду, Диана? — Озабоченно спросила Афина.
— Геката где-то рядом. — Кивнула Артемида. — Давненько мне не доводилось вздрагивать от ее близости! А где Геката, там и беда… Кстати, можешь шепнуть своим рунам и ее имя, Один — не помешает!
— А кто она, эта Геката? — Спросил я. — Впервые слышу ее имя…
— Да, мы не слишком любим о ней вспоминать. Когда-то она была одной из нас. — Неопределенно объяснила Артемида. — Было время, когда люди считали ее моей тенью, и в их словах была доля правды, поскольку в те времена мы обе с радостью подчинялись велениям Луны, да и охотились в одних угодьях, только я днем, а она — ночью… Но мы уже давно враждуем. Очень давно!
— И что, она — искусная охотница? — С интересом спросил я. — А вы не могли бы забыть старые ссоры до лучших времен? Было бы неплохо разжиться могущественным союзником…
— Да, неплохо. — Неуверенно согласилась Артемида. — Она действительно «искусная», как ты выражаешься, и очень могущественная… Геката старше нас. И она совсем другая. Мы никогда не понимали ее, как не могли понять ее родичей, титанов…
Насколько я помню, сам Зевс не слишком любил ей перечить в те времена, когда она навещала нас на Олимпе… — От меня не укрылось что Зевс недовольно насупил брови, но возражать Артемиде не стал.
— Но не думаю, что она захочет стать нашим союзником. — Продолжила она. — Геката и в лучшие времена предпочитала действовать в одиночку. А если бы она и захотела найти себе компанию… Знаешь, мне легче представить ее в стане наших врагов, чем рядом с нами! Если хочешь, я могу рассказать тебе о ней, но позже. А сейчас делай свое дело. Темнота сгущается.
Я кивнул и взялся за нож. Диана была права: темнота сгущалась, а до сих пор наши неведомые враги приходили за нашими головами именно под покровом ночи. На их месте я бы непременно попытался застать Олимпийцев врасплох, где-нибудь на свежем воздухе, если уж двери их домов теперь были надежно заперты для незваных гостей. Вообще-то, я не слишком опасался внезапного нападения, поскольку велел валькириям охранять подступы к месту нашей встречи — а с такой охраной можно не опасаться неожиданностей! Но по мере того, как темнота вокруг нас сгущалась, мое сердце все чаще вздрагивало от смутного беспокойства. Странно — до сих пор я всегда считал ночь временем моей силы…
Как бы то ни было, темнота подгоняла меня. Я успел начертить руну Эйваз на груди Артемиды и Аполлона, который забыл о сомнениях, увидев снисходительную улыбку на губах своей сестры. Потом я принялся колдовать над Гелиосом. Гефест тоже покинул свое место и неохотно подошел ко мне нелепой походкой маленького печального человечка, который смешил людей чуть ли не сотню лет назад. Аид равнодушно сидел в стороне. Боюсь, этот бедняга не слишком-то осознавал происходящее. Кажется, ему было совершенно все равно: подставлять свою грудь под мой спасительный нож, или под губительный клинок одного из убийц… Зевс тоже медлил: ему очень не хотелось окончательно признавать мое превосходство. На его месте я и сам бы терзался, выбирая между воплями гордыни и шепотом разума, и в конце концов я — если не я нынешний, то по крайней мере, тот Один, который совсем недавно величественно восседал в золотых чертогах Вальгаллы, наверняка предпочел бы уступить гордыне! Я медленно учился мудрости, куда медленнее, чем следовало, и мог только посочувствовать Зевсу: мы с ним были одного поля ягода…
— Приятно видеть, что вы наконец-то приобщились к древним мистериям, голубчики!
— Насмешливый женский голос раздался откуда-то из-за моей спины. Я не мог обернуться, поскольку как раз вплотную занялся руной на груди Гелиоса.
«Ничего, — подумал я, — если уж мои валькирии ее сюда пропустили, значит она — не враг. А даже если и враг, Олимпийцы с ней и сами справятся. Она одна, их много… Не дети же беспомощные!» Но драки так и не вышло. Пока я возился с руной, все остальные старательно разыгрывали немую сцену: переминались с ноги на ногу и сверлили яростными взглядами таинственную незнакомку, которая не отказала себе в удовольствии прокомментировать перемены в их внешности. Уж не знаю, почему Олимпийцы не выцарапали ей глаза: даже мой старый недруг Локи мог бы позавидовать ее злому языку!
Впрочем, дальше перебранки дело не зашло. Через несколько минут я завершил обряд и с любопытством огляделся. Олимпийцы были похожи на стаю диких кошек, которые не могут решить: впиться противнику в горло, или убежать подобру-поздорову, но уже угрожающе замерли на месте, приготовившись к прыжку — в любом случае пригодится! За моей спиной, скрестив руки на груди, стояла прекрасная великанша: думаю, даже моя макушка доставала ей только до плеча, а ведь мой рост всегда соответствовал моим — и не только моим! — представлениям о величии. Через мгновение я увидел, что у великанши три лица, одно другого прекраснее, а волосы развеваются так, словно ей в спину дует сильный ветер.
