— Я очень сержусь. — Спокойно согласился я. — На нашу общую судьбу, и на вас, дурней.
Вы не даете мне защитить вас. Дело кончится тем, что вас перебьют поодиночке.
И что я буду без вас делать, хотел бы я знать?!
Кажется, моя досада впечатлила Олимпийцев куда больше, чем мои попытки убедить их разумной речью.
— Ну, а что же ты собираешься делать, если нас не перебьют? — Наконец спросил Зевс. — Выкладывай, Один. Артемида права: мы все еще не знаем, зачем ты вообще к нам заявился? До сих пор мы не задавали тебе никаких вопросов, поскольку невежливо лезть в чужие дела, но оказалось, что вежливость порождает недоверие.
— Хорошо. — Кивнул я. Мне уже удалось утихомирить свой гнев, теперь я был готов нанизать на нить беседы столько слов, сколько понадобится, лишь бы ожерелье приглянулось этим упрямцам! — В любом случае, я собирался об этом поговорить. Я пришел к вам по многим причинам: в поисках союзников, и для того, чтобы не сидеть без дела, но прежде всего я пришел к вам потому, что об этом нет ни слова в предсказании. Это — главное.
— Объясни. — С любопытством попросил Зевс.
— У людей всегда существовало множество предсказаний о конце мира: и дурацких сказок, и пугающе правдивых пророчеств. Самая достоверная версия принадлежит моему народу, поскольку в свое время я сам приложил руку к ее созданию, так уж вышло! Впрочем, в любом из предсказаний можно найти крупицу истины, даже в бессмысленном бормотании глупой старухи, спьяну пытающейся прослыть пророчицей, и если бережно сложить нужные осколки, мы получим вполне правдоподобную картину судьбы этого мира, и нашей собственной судьбы… Когда предсказания начали сбываться, одно за другим, и мне стало ясно, что день нашей гибели близок, я подумал, что мы все еще можем кое-что сделать. Мне пришло в голову, что если все мы начнем совершать поступки, которые не были предначертаны, мы можем изменить наше будущее, сделать его непредсказуемым.
Может быть, оно станет даже более страшным, чем было предсказано, но возможно, нам удастся изменить его к лучшему — пока не попробуешь, не узнаешь!
Сначала я пытался объяснить это своим сородичам, но они слишком долго готовили себя к смирению перед лицом судьбы, поэтому мои слова достигали разве что их ушей, но не сердца… И тогда я совершил поступок, который не мог совершить, поскольку в страшном предсказании старой безумной Вельвы не было ни слова о том, что накануне последней битвы Один покинет золотые чертоги Вальгаллы и уйдет неизвестно куда с тем, чтобы никогда не вернуться… Я отправился на юг и бродил по этому прекрасному умирающему миру, пока не встретил вас. Я остался с вами — потому, что вы пришлись мне по сердцу и показались хорошими союзниками, но в первую очередь — потому, что ни в одном из предсказаний не было сказано, что я встречусь с древними обитателями Олимпа и захочу разделить их последние дни…
— Понимаю. — Кивнул Зевс. Его глаза азартно сияли. Даже облик бровастого русского политика куда-то исчез: сейчас на меня смотрел настоящий Громовержец, помолодевший и окрыленный надеждой. Такого я бы с радостью взял в свою дружину и в лучшие дни, когда мне было из чего выбирать… Он требовательно спросил:
— Но почему ты так долго молчал, Один? Может быть, ты действительно нашел способ перехитрить судьбу. Мы могли бы попробовать вместе!
— Еще попробуем. Именно поэтому я и попросил вас собраться на этой амбе.
До сегодняшнего дня я молчал, поскольку мне было нечего вам предложить, а я не люблю болтать попусту. Но теперь у меня есть для вас хорошее предложение. Наш враг и его мертвое войско движутся на север. С каждым днем они все дальше от нас.
Считается, что мы не будем сражаться, пока не прийдет день последней битвы… А ведь ваши летательные машины могут уже завтра атаковать их с тыла. Я с удовольствием к вам присоединюсь. Все очень просто.
— Звучит заманчиво, но нас слишком мало, Один! — Сердито сказал Гефест. — Неужели ты думаешь, что мы сможем причинить им серьезный ущерб?
— Не забывай, Вулкан: кто они, и кто мы! — Надменно сказала Афина. — Они — всего лишь мертвые люди…
— А мы — всего лишь умирающие боги. — Неожиданно вставил Аид. До сих пор он равнодушно молчал, опустив голову и внимательно рассматривая собственные руки.
Его реплика прозвучала, как гром с ясного неба. До сих пор никто не решался столь откровенно высказаться о состоянии наших дел. Кажется, Олимпийцы были шокированы его прямотой.
— В любом случае, это не имеет значения. — Решительно сказал я. — Мы нападем на них не потому, что я всерьез рассчитываю разбить эту армию мертвецов в первой же битве. Честно говоря, я и сам не слишком верю в легкую победу… Но ни в одном из этих проклятых предсказаний не говорится, что война начнется так рано, задолго до последнего дня — вот что по-настоящему важно!
— Твоя правда, Один. — Улыбнулась Афина. Она-то была в восторге от моего предложения, да я и не сомневался на ее счет…
— Все лучше, чем сидеть сложа руки и ждать когда нас позовут умирать. — Тонким голоском белокурой девицы сказал Марс. — Вы как хотите, а я отправлюсь с Одином.
— Мы все с ним отправимся. — Мне показалось, что голос Зевса звучит откуда-то сверху, хотя он по-прежнему сидел рядом с нами.
— Это что, приказ? — Сварливо спросил Аполлон.
— Именно. — Подтвердил Зевс.
— Что ж, если вам кажется, что это что-то изменит, можно и повоевать немного. — Гермес пожал плечами. — Но если уж нам предстоит сражаться неизвестно с кем, я предпочел бы оказаться под покровом твоего магического значка, Один. — Он снисходительно посмотрел на остальных Олимпийцев. — Не знаю, как вам, ребята, а мне нечего терять. Ну, получит Один надо мной некую «тайную власть» — все равно через полгода это закончится навсегда.
Полгода можно и потерпеть. Опять же, какое-никакое, а разнообразие!
— Ты очень мудрый муж, Меркурий. — Улыбнулся я. — Мне даже немного жаль, что до сегодняшнего дня нам с тобой не довелось обстоятельно побеседовать.
Думаю, уж ты-то смог бы придумать что-нибудь путное!
— Я и сам так думаю! Ничего, надеюсь у меня еще есть время на размышления. — Легкомысленно отмахнулся он. — Не слишком много, конечно, но все лучше, чем ничего! А пока я буду придумывать «что-нибудь путное», можно действовать по твоему плану… — Он приблизился ко мне, на ходу пытаясь справиться с непослушной застежкой своей летной куртки, и потребовал:
— Давай, Один, царапай свой зловещий узор, пока я не передумал. Вообще-то, я терпеть не могу, когда меня царапают!
Гермес демонстративно поморщился, когда мой нож прикоснулся к его груди.
Олимпийцы замерли, они смотрели на нас так, словно я собирался зарезать их родича. Я быстро и аккуратно вырезал руну Эйваз на его загорелой коже, потом полоснул по собственной руке.
— А себя-то зачем? За компанию? — Невозмутимо осведомился Гермес.
