— Ну почему сразу «сукой»? Не сгущай краски, Дороти, просто умение посылать подальше того, кто с надеждой пялится на тебя снизу вверх приходит с опытом. — Насмешливо заметил Анатоль. — Очень полезное умение!
— Так что такого забавного было в вашей беседе? — Лениво спросил я. Если честно, сейчас мне было глубоко по фигу, что там у них случилось, но я счел своим долгом поддержать разговор. Кроме меня все равно было некому: Джинн как всегда взвалил на свои призрачные плечи заботу обо всем человечестве сразу, у Мухаммеда намечался очередной намаз, а князь Влад лежал на теплом песке, мечтательно уставившись на звезды. Он вообще был не слишком говорлив, а в последнее время и слушал-то нашу болтовню без особого любопытства: наверное, парень просто привык к своему удивительному посмертному существованию, а заодно к нашей странной компании и непонятным разговорам, так что в какой-то момент перестал придавать им значение — и правильно!
— Представь себе, это создание поведало мне печальную историю своей большой и светлой любви! — Доротея сказала это таким интригующим тоном, словно собиралась открыть мне тайну происхождения Вселенной.
— Ну и что? — Я даже рассмеялся от неожиданности. — У любой девушки всегда имеется наготове история любви — и не одна! И они с удовольствием рассказывают ее чуть ли не каждому, кто согласится выслушать… во всяком случае, некоторые девушки это просто обожают!
— Да нет, ты не понял! — Доротея энергично замотала головой. — Она рассказывала мне не какую-нибудь историю из своего прошлого. У барышни несчастная любовь, или что-то в таком роде — не была когда-то, а прямо сейчас!
— Ну и что? — Равнодушно переспросил я.
— Сейчас? — Заинтересовался Анатоль. — Да, это действительно забавно! Мир катится к черту — да какое там, уже благополучно прикатился! — девчонка уже умерла, ожила и бредет по пустыне к месту последней битвы, в компании таких же оживших мертвецов, как она сама. И страдает не от этого кошмара, а всего лишь от неразделенной любви…
Это так смешно, что мне даже смеяться не хочется!
— Вот-вот! — Кивнула Доротея. — Мари полдня рассказывала мне, что встретила какого-то мальчика «с красивыми глазами» — если верить ее словам, конечно! — он довольно мило за ней ухаживал, ей как раз было одиноко — несмотря на присутствие у нее под боком всего человечества! — и ей показалось, что этот мальчик сможет ее понять и оценить по достоинству… словом, все как всегда. В итоге она в него втюрилась, а он почему-то к ней охладел: призадумался о вечности, я полагаю. Я попыталась было бестактно напомнить ей, что с нами происходит, но мои разговоры о том, что мир, в котором мы жили, кончился, и мы сами тоже… кончились — если можно так выразиться! — не произвели на нее никакого впечатления. Ну, вообще-то Мари заинтересовалась этой темой минут на десять, а потом снова завела свою песню: «ты понимаешь, какое дело…»
— она чуть ли не каждую фразу начинает с этих слов. Милая девочка, но совершенно сумасшедшая!
— Все мы совершенно сумасшедшие, каждый на свой лад. И не думаю, что мы стали такими только сейчас, мы всегда были сумасшедшими — мы, и все остальные люди. — Задумчиво усмехнулся я. — С другой стороны, девочка по-своему права: надо же как-то развлекаться! Если уж сидишь в тюрьме, следует хотя бы готовить побег — даже если точно знаешь, что у тебя нет никаких шансов. Какая-никакая, а все-таки альтернатива!
Просто ей в голову не пришло ничего более оригинального, чем банально влюбиться и как следует пострадать напоследок, как будто впереди целая длинная жизнь, которую можно легкомысленно транжирить на всякие глупости.
Думаю, твоей новой подружке просто не хватает воображения Но недостаток воображения — это общая беда всего человечества… Боюсь, что моя тоже: невзирая на стремительно приближающийся конец света, я собираюсь закрыть глаза и заснуть, чем скорее — тем лучше. Правда, я здорово придумал? Свежо и оригинально, куда уж этой девице с ее большой любовью!
Так что извините, ребята: собеседник из меня сегодня никудышний… Зато вы можете орать и шуметь, сколько влезет, да хоть заняться хоровым пением, или уронить небо на землю: мне уже ничего не помешает!
Я сам удивился скорости, с которой мне удалось выполнить свое обещание: я действительно закрыл глаза и моментально отрубился, даже не успел потребовать у Джинна свое одеяло.
Мне всю жизнь везло на занимательные сновидения, настолько яркие, сочные и правдоподобные, что так называемая реальность по сравнению с ними — старый кубик Рубика с облупившимися гранями, да еще и рассыпающийся в руках при первой же попытке его собрать. Но в эту ночь случилось нечто особенное: я сам мог выбирать, какой сон хочу увидеть — или какую жизнь прожить!
Честно говоря, я не видел особой разницы между сном и настоящей жизнью, ни тогда, ни теперь… Я ненадолго задержался на границе между «почти сном» и сном, перебирая возможные варианты сновидений с ленивым любопытством человека, который пришел в свой любимый ресторан специально для того, чтобы получить фирменное блюдо в исполнении шеф-повара, но не может отказать себе в удовольствии перелистать меню в ожидании официанта, хотя четко определился с заказом еще до того, как вышел из дома…
Разумеется, я с самого начала хотел оказаться на вершине столовой горы, приютившей Афину и Одина, которых в глубине души уже считал чуть ли не старыми приятелями. И я там действительно оказался — все было так легко, что даже не верилось. Вообще-то, когда собираешься совершить что-то претендующее на звание чуда, готовишься к тому, что это будет трудно, но пока я заблаговременно напрягался и делал умное лицо, все уже случилось само собой: одна реальность ушла у меня из-под ног, а другая неслышно подкралась из-за спины и накрыла меня с головой, я и опомниться не успел!
Только что я сосредоточенно пялился в теплую красноватую темноту под собственными веками, а теперь меня приняла ласковая прозрачная темнота лунной ночи — она была не только перед моими глазами, а везде, и я ощущал нежное прикосновение этой темноты к моему затылку: вполне физическое прикосновение, похожее на робкую ласку. Я с удовольствием отметил, что на мне больше не было ни зеленого плаща, ни прочей высокопарной карнавальной чепухи: обыкновенные голубые джинсы, темная футболка и светлая рубашка из тонкого льна с длинными рукавами, размера на два больше, чем требуется — такую чертовски приятно надеть летней ночью, вместо пиджака. Как я, оказывается, соскучился по собственному незамысловатому имиджу! Мои глаза быстро отыскали знакомый рисунок на древней каменной кладке: руну Эйваз, которую прошлой ночью начертил Один. Я был уверен, что меня-то она пропустит как миленькая: во-первых, я не собирался обижать хозяев дома — скорее уж наоборот! — а во-вторых, ей было неизвестно мое имя, с некоторых пор я подозревал, что оно неизвестно даже мне самому… И вообще, это всего лишь сон — мой сон! — а значит, все будет так, как я захочу, без драматических вариаций! Эти примитивные рассуждения здорово подняли мое настроение, возможно я даже несколько переборщил с этим самым хорошим настроением, но мне нравилось.
