Глава 7
Страмослябские пираты
Мой эксцентричный спутник вернулся затемно, как и обещал. Я проснулся прежде, чем он принялся меня будить: почувствовал его присутствие, тяжелое, как надгробный камень.
– Уже не спишь? – одобрительно отметил Вурундшундба. – Вот и славно. – Он исследовал почти полный котел с едой и неодобрительно заметил: – Так ничего и не сожрал! А шуму-то было – вспомнить страшно… Ладно уж, вставай, пора идти.
– Пошли, – вздохнул я.
Мне не хотелось покидать это место. Я подозревал, что мое счастливое настроение останется лежать на берегу, на том самом месте, где я спал, как остаются отпечатки наших следов на мокром песке: с собой не заберешь, как ни крути…
– Знаешь, а мне было очень хорошо здесь, – сказал я своему проводнику. Мне очень хотелось поговорить с ним о вчерашнем вечере: раз уж не удалось сохранить это блаженное состояние, так хоть потрепаться – все лучше, чем ничего! Благо шли мы не так быстро, как раньше, и у меня вполне хватало дыхания, чтобы вести беседу.
Его молчание показалось мне вполне благожелательным, так что я осмелел и продолжил:
– До сих пор все эти разговоры о том, что ваш мир – самое распрекрасное место во Вселенной, казались мне некоторым преувеличением… Но ночью, когда я купался в море, я начал полагать, что так оно и есть.
– Ага, – насмешливо согласился Вурундшундба. – Конечно, тебе начало здесь нравиться. Все очень просто: вчера ты целый день талдычил одно из самых могущественных древних заклинаний, я чуть не рехнулся, тебя слушая! Не похоже, чтобы ты уже вернул себе свое драгоценное могущество, но жить тебе сразу стало полегче… Знаешь хоть, почему ты так страстно хочешь вернуться домой?
– Ничего себе! – я чуть не захлебнулся от избытка аргументов. Но сформулировать их было довольно трудно. – Я, я… черт! Там я – на своем месте, – наконец объяснил я. – И потом, там осталось очень много людей, которых я люблю…
– Вот-вот-вот, это уже теплее, – обрадовался он. – Только дело не в том, что ты их любишь. Это не самое главное. Гораздо важнее, что они тебя любят. А здесь, в мире Хомана, никому нет до тебя дела, разве не так?
– Ну почему же, – запротестовал я. – Бедняга Таонкрахт, наверное, ужасно расстроился, когда обнаружил, что я сделал ноги… И Мэсэн не очень-то хотел меня отпускать. И… – тут я запнулся, поскольку вдруг вспомнил, что настоящий джентльмен не должен предавать гласности имя своей дамы. Альвианта имела полное право рассчитывать на мою деликатность!
– Чего язык прикусил? – усмехнулся Вурундшундба. – Хочешь сказать, что еще нашлась какая-нибудь девчонка, которая без ума от твоих глаз? Тоже мне, тайна! Но все это не в счет. Никому из этих людей нет дела до тебя. Просто им было лестно находиться в обществе демона, за которого они тебя принимали, вот и все. Наверняка все они строили на твой счет какие-нибудь корыстные планы. И ты это сам прекрасно понимаешь. Поэтому так тоскуешь о месте, которое называешь «домом». Твой дом там, где тебя любят. Ты очень просто устроен.
– Как все люди, наверное, – растерянно согласился я.
– Это верно, – насмешливо подтвердил он. – «Как все люди». Проблема в том, что ты не можешь позволить себе роскошь быть «как все люди».
– Почему только я? На самом деле никто не может позволить себе роскошь быть «как все люди», – вздохнул я. – Тем не менее позволяют – только этим и занимаются с утра до ночи…
– Ну-ну-ну, расфилософствовался… Все хорошо в свое время! Ты лучше давай, шевели ногами, а то плетемся мы с тобой, как на собственные похороны.
Это было, мягко говоря, некоторым преувеличением, но я послушно прибавил шагу.
Примерно через час мое усердие было вознаграждено. Нашим взорам открылась вполне живописная бухта, на зеленых волнах которой жизнерадостно подпрыгивало симпатичное парусное суденышко, смутно похожее на знакомые мне картинки в энциклопедиях для детей: не то ученическая копия скандинавского драккара, не то поморская лодья. С ярко-алого паруса на меня неодобрительно взирал канареечно-желтый лик неумело, но старательно нарисованного солнышка. У небесного светила имелись суровые раскосые глаза, малиновый румянец во всю щеку, нос-кнопка и лягушачий рот, оскалившийся в глупой, но недоброй улыбке.
Я понял, что мы пришли: корабль со столь недвусмысленно разукрашенным парусом просто не мог принадлежать нормальным законопослушным гражданам – только пиратам!
– Не нравится? – Вурундшундба словно прочитал мои мысли. – Ничего, это еще цветочки. Посмотри-ка на небо.
Я послушно уставился на небо и чуть не рехнулся: из-за горизонта поспешно выползало не одно из симпатичных местных солнышек, к которым я уже успел привыкнуть, а точная копия рисунка на парусе: такая же круглая желтая рожа с алым румянцем и нехорошей ухмылкой.
– Что это? – взвыл я.
– Лабысло,
[42]
– усмехнулся Вурундшундба. – Страмослябы почему-то считают, что именно так и должно выглядеть солнце. А мы не поленились состряпать для них эту иллюзию. Каждое утро сие чудище вылезает из-за моря, а каждый вечер прячется в болото за Страмодубами, вон в той стороне, – он махнул рукой, указывая куда-то вглубь материка. – Неплохая шутка! Нас она забавляет, а этих олухов делает счастливыми. Иногда в их края забредают заплутавшие путники из земли Нао. Могу тебя заверить, на них это зрелище действует еще похлеще, чем на тебя!
– Что же за люди эти страмослябы, если они греются в лучах такого солнца? – возмутился я.
– Забавные люди, в этом ты сам убедишься. Сейчас я познакомлю тебя с капитаном… Ага, а он уже к нам идет. Легок на помине!
К нам действительно приближался высокий коренастый дядя, лохматый и бородатый, как старый хиппи. Да и одет он был соответственно: в видавшую виды просторную черную рубаху до колен и такие же просторные полосатые штаны. Его обувь и вовсе сбила меня с толку: кажется, это были самые обыкновенные плетеные лапти. По правде сказать, до сих пор я видел лапти только на картинках и не очень верил, что такие штуки могут носить настоящие живые люди.
– Етидрёный хряп!
[43]
– жизнерадостно сказал он нам обоим.
– Что он говорит? – робко спросил я у Вурундшунбы.
– А, ерунда, – отмахнулся тот. – Считай, что тебе сказали «доброе утро»…
