Слуги тут же стали смертельно серьезными, на их чумазых физиономиях появилось выражение неподдельного испуга.
– Боятся альганцев? – весело спросил я.
– Да кого они только не боятся! – отмахнулась она. Потом широко улыбнулась и доверительно сообщила: – Впрочем, для нашей дворни нет ничего страшнее альганцев: у них же там в каждом дворе цакка стоит! А у нас, в Эльройн-Макте, это считается дурным тоном.
– Я столько раз слышал это слово, но так и не понял, что это такое? – оживился я.
– Что – цакка? Да ничего особенного, такая специальная кормушка для домашней птицы и заодно колодка для непокорных слуг. Эти болваны, хурмангара, почти не чувствуют боли, так что лупить их можно от рассвета до заката – они и не почешутся. А вот когда питуп клюет их в зад, их пронимает.
– Понял! – обрадовался я. – Так я ее видел! В замке Таонкрахта я спал в комнате, под окном которой как раз стояла эта дрянь. И каждое утро на рассвете меня будили вопли очередного бедняги.
– С чем тебя и поздравляю, – расхохоталась она. – Не очень-то вежливо с его стороны – поселить гостя в такой комнате. Ну да что с него взять – альганец, он и есть альганец!.. Ладно, Ронхул, что это мы все о ерунде говорим? Пошли в дом. Не знаю, как ты, а я есть хочу.
У меня не было никаких возражений против такой программы действий, и я мужественно нырнул вслед за ней в темноту замковых коридоров.
Зал, куда привела меня Альвианта, был гораздо больше таонкрахтовского – просто стадион какой-то! – но куда скромнее. Эти древние стены явно нуждались в косметическом ремонте. Древний пол и древний потолок – тем более. Впрочем, среди этих исторических достопримечательностей обнаружился небольшой оазис. В дальнем углу зала был постелен неземной красоты ковер, окруженный напольными вазами, в которых стояли живые цветы вперемешку с искусственными. Некоторые экземпляры показались мне настоящими шедеврами ювелирного мастерства, а другие были похожи на неумелые детские самоделки. В центре ковра стоял небольшой изящный столик, у столика приютились уютные кресла, не такие помпезные, как в гостиной Таонкрахта, зато куда более удобные, в чем я немедленно убедился, разместив в одном собственную задницу.
Альвианта села напротив и испытующе заглянула мне в глаза. Она молчала целую минуту, потом прикоснулась к моей руке и заговорила хрипловатым взволнованным шепотом – таким голосом женщины обычно говорят о любви. Впрочем, ее вопрос действительно имел самое непосредственное отношение к любви:
– Ты любишь солено-квашеную умалу, Ронхул? По-улльски, с салом?
Я не выдержал и рассмеялся – от неожиданности.
– Не знаю, – сквозь смех выговорил я. – Никогда ее не пробовал.
– Сейчас попробуешь, – проворковала она. И тут же пронзительно завопила: – Мама, сколько можно возиться?! Мы уже полчаса сидим за пустым столом! Мне перед гостем неловко!
– Так уж и полчаса! Вот выдумщица…
В дальней стене зала бесшумно отворилась маленькая дверца, и оттуда вынырнула самая настоящая старая ведьма: спутанные седые кудри, заостренный профиль хищной птицы, темный балахон, ветхий, но украшенный изумительной вышивкой. Вот только глаза у старухи были совсем не ведьмовские: тусклые усталые глаза пожилой женщины – печальное, в сущности, зрелище.
Она принесла объемистый бочонок, с явным усилием поставила свою ношу в центре стола, окинула меня равнодушным, но заведомо неодобрительным взглядом и обреченно спросила:
– Чего еще подать-то?
– И ты еще спрашиваешь! – возмутилась Альвианта. – А блюдо? А вилки? Я же не одна за столом, чтобы руками есть! А кубки? А хомайское вино? Только не говори, что все выпито: вчера вечером я сама спускалась в погреб. Там стояло несколько кувшинов, из тех, что в прошлом году привозили бунабские купцы… И где хлеб, фрукты и сласти? Ты же видела, что у нас гость!
– Вот уж воистину великое событие! – пробурчала старуха, выходя из комнаты.
– И что с ней делать?! – Альвианта комично приподняла брови. – Не убивать же, в самом деле… Все-таки мама!
– Это была твоя родная мама? – уточнил я.
– Ну да, – затараторила Альвианта. – В свое время отец выгнал маму из замка, поскольку она довольно неумело пыталась его отравить: у нее был роман с кем-то из моих дядюшек или с обоими сразу, и они, ясное дело, ее уговорили. А после смерти отца я усмирила своих родичей: придурковатого дядю Эфольда и этого хитрющего склочника, дядю Бикантномьена. И всем стало ясно, что я – хозяйка в своем доме и на доброй половине земель области Макт, и об этом было торжественно объявлено на совете всех руи Эльройн-Макта. Вот тогда мама пришла ко мне и попросилась обратно. Я ее пустила, и мы договорились: я даю ей кров и еду, а она прислуживает мне за обедом, шьет мне одежду, точит мой меч и рассказывает новости, когда мне становится скучно, – все лучше, чем постоянно видеть перед собой рожи этих болванов, слуг…
– А ты не боишься, что она и тебя попытается отравить? – усмехнулся я. – От некоторых вредных привычек очень трудно избавиться!
– Знаешь, я об этом тоже думала, – согласилась она. – И пришла к выводу, что ей это невыгодно. Что она будет без меня делать? Кому она нужна? Если замок достанется кому-то из моих дядюшек, маму тут же выгонят прочь: они до сих пор злятся на нее за эту неудачу с отцом и за то, что она ему во всем призналась. А еще больше, надо думать, за то, что она меня родила… Нет, мама – вполне ничего, просто иногда ей начинает мерещиться, что она все еще юная и прекрасная хозяйка Хапс Дюэльвайн Гаммо и ей тут все позволено… Вот так мы и живем, Ронхул Маггот! – заключила она с такой изумительной иронией, словно рассказывала мне не о собственной жизни, а о каких-нибудь забавных болванах – героях новой кинокомедии или просто соседях…
– А что это за «руи», о совете которых ты говорила? – спросил я. Не могу сказать, что мне было по-настоящему интересно, скорее просто сработал условный рефлекс: спрашивать о значении любого непонятного слова.
– Ой, а ты и этого не знаешь? О чем же с тобой говорил Таонкрахт, если он не рассказал тебе самого главного? – удивилась Альвианта. – Руи – это самые знатные люди в Земле Нао, высшая каста. Я, например, из руи. Только руи может быть Вандом, и только после того, как его изберут прочие члены касты. И Великих Ранданов выбирают из руи…
– А Ванда именно выбирают? – удивился я. Я-то думал, что Ванд – нечто вроде короля. А со слов Альвианты выходило, что Ванд – местный аналог президента.
– Ну да, выбирают, – кивнула она. – Но только руи, и только одного из своих. Это очень красивый ритуал, Ронхул. Мне даже жаль, что ты не руи и никогда не сможешь принять участие в этом обряде: чужим не разрешается при нем присутствовать, даже демонам… А есть еще хиурра, вторые по важности после руи: из них выбирают Эстёров. А третьи по значимости – шархи. Эти по большей части совсем голодранцы, но все-таки какая-никакая, а знать. Из них выбирают Пронтов, к тому же, если бы не шархи, Ванд быстро остался бы без войска: с одними избалованными младшими сыновьями, э-руи-хагами и э-хиур-хагами, не очень-то повоюешь…
[32]
Тебе еще интересно?
