Я покачал головой:
– Нет! Вы не хотели стать тираном. Но почему так? Ведь народу, вашему народу, теперь живется в сто раз хуже, чем при Короле! Вы же умный человек…
Он ответил не сразу; наконец по его грубому, словно высеченному из темного камня лицу промелькнула усмешка.
– Где вы все были весной 89-го? Тогда все можно было устроить без крови. Как мы все тогда надеялись! А теперь – поздно. У всего есть свои законы, гражданин «аристо». У Революции – тоже. Волна дойдет до конца – и лишь потом начнется откат. Надо сделать так, чтобы уцелело хоть что-нибудь. Неужели вы думаете, что сможете вернуть старый порядок? Его уже нет, есть новая страна и новые люди…
– И эти «новые люди», господин Дантон, скоро захотят прикончить вас, – перебил я. – И вам придется бежать без оглядки из этой вашей «новой страны»!
– Францию не унесешь на подошвах сапог! – Титан выпрямился, и мне стало не по себе от его взгляда. – Я останусь, черт побери! Меня можно убить только вместе с Революцией! Я – Жорж Дантон, сударь! Эти шакалы не посмеют…
Мне было что возразить, но я внезапно заметил – Демулен и Вильбоа стоят рядом, вслушиваясь в каждое наше слово. Камилл был бледен, губы Шарля беззвучно шевелились, словно он хотел что-то сказать, но не решался.
Титан улыбнулся, грузно шагнул вперед, обнял друзей за плечи:
– Смелее, смелее, старые кордельеры!
[38]
Мы еще повоюем! Мы покажем этому господину, что такое люди 92-го года! А если придется подохнуть, то умрем не хуже, чем добрый санкюлот Иисус! Мне ведь как раз тридцать три, правда, Камилл?
Странно, но в этот миг он не показался мне святотатцем. Словно этот адвокат из Арси-сюр-Об имел право сравнивать себя с Тем, Кто когда-то пришел к людям, чтобы спасти всех Своей кровью…
Чтобы не опоздать, я прибыл к кладбищу Невинноубиенных Младенцев заранее и теперь неторопливо прогуливался возле ворот, радуясь, что догадался купить теплый шарф. Очередной день месяца фримера выдался поистине зимним. Под ногами потрескивал лед, покрывавший замерзшие лужи, а из низких туч неспешно падали колючие снежинки. Да, рано начинается зима в этом году – от Рождества Христова 1793-м, от основания же Республики, Единой и Неделимой, – Втором…
Шарль появился внезапно. Почему-то думалось, что он подъедет в фиакре, но Вильбоа просто вынырнул из-за ближайшего угла, причем так быстро, что я даже вздрогнул от неожиданности.
– Заходил в местный Наблюдательный комитет, – пояснил он, когда мы обменялись приветствиями. – Надо было зарегистрировать пропуск. Граждане попались весьма бдительные, но подпись Жоржа их успокоила… Вы уверены, что мы поступаем верно?
Я пожал плечами:
– Если мы решили распутать это дело, то пока другого пути нет. В конце концов, наберетесь впечатлений для очередной статьи… Кстати, что это у вас?
«Это» висело у пояса. Шпага – короткая, в темных кожаных ножнах. Вильбоа несколько смутился:
– Я подумал… Наверно, смешно выгляжу?
– Отнюдь! – я невольно улыбнулся. – У вас очень воинственный вид. Так и хочется назвать вас «де Вильбоа». Разрешите?
Эфес пришелся как раз по руке. Внезапно я понял, что соскучился по тонкому стальному жалу. Рука дрогнула, и я еле удержался, чтобы не сделать выпад – быстрый, неотвратимый, как меня когда-то учили. Да, я умел фехтовать! Я очень хорошо фехтовал когда-то, и теперь тело само напоминало об этом…
– Испанская, – сообщил я, возвращая шпагу. – Похоже, середина прошлого века. Хороша в ближнем бою, но против настоящей итальянской слабовата.
– Вас ничем не удивишь, Франсуа, – развел руками Шарль. – Действительно испанская, еще моего прадеда… Мы что, ждем кого-то?
– Нашего друга из прерий, – напомнил я. – И если я не ошибаюсь, этот фиакр…
Фиакр неспешно вынырнул из-за угла. Послышалось громкое «Тпру-у!», коляска остановилась…
– Или у меня что-то со зрением, – невозмутимо заметил Вильбоа, – или это не гражданин д'Энваль.
«Скорее всего, второе», – хотел ответить я, но ограничился лишь неопределенным «Н-да!». Ибо тот, кто приехал… Вернее, та, что приехала…
– Мерзнете? – Очки гражданки Тома блеснули. – Так вам и надо! В дальнейшем обещаю вам горячку и скоротечную чахотку, а также…
– Мадемуазель! – восхитился я. – Вас ли мы имеем счастье лицезреть?
– Меня! – Очки вновь блеснули. – Прежде всего хочу сказать, что Альфонса я с вами не пущу! У него насморк, и вообще не с его здоровьем заниматься подобными глупостями! А вы…
Мы с Шарлем переглянулись.
– Мадемуазель! – повторил я. – Надо ли понимать, что вы связали беднягу Альфонса…
– Всего лишь заперла! А вы… Хороша парочка – один только что с того света, по второму больница плачет! Как врач, я строжайше запрещаю вам даже думать о каком-то там подземелье…
Мы учтиво поклонились, Вильбоа даже шаркнул ногой.
– В общем, я приехала забрать вас отсюда…
Я поймал ее руку с грозно воздетым кулачком и поднес к губам. Гражданка Тома резко отшатнулась, и внезапно я заметил в ее глазах слезы.
– Ну почему меня никто не хочет слушать?! Если б я была мужчиной, вы бы не смели так себя вести! Вы… Вы… Вы издеваетесь!
Внезапно мне вновь захотелось погладить ее по коротко стриженным волосам – как тогда, в часовне. Маленькая девочка, которая играет в доктора и обижается на взрослых, не принимающих ее игру всерьез.
– Юлия, мы все равно туда направимся, – как можно спокойнее заметил я. – Это такая же данность, как эпидемия чумы…
– Вы хуже, Франсуа Ксавье! – огрызнулась девушка. – А от вас, гражданин Вильбоа, я такого, признаться, не ожидала! Ну что вы там забыли?
Мы вновь переглянулись.
– Пару недель назад гражданин Люсон зашел к вам в часовню и сказал, что требуется помощь, – негромко проговорил Шарль. – Считайте, что история повторяется.
– Вы серьезно? – Похоже, она растерялась, но быстро пришла в себя. Очки вновь вызывающе блеснули. – Я вам верю, граждане, поскольку у вас обоих удивительная способность нарываться на неприятности. А посему иду с вами, и посмейте только со мною спорить!
– Хорошо! – решил я. – Врач может понадобиться, и кроме того, вы сможете показать нам часовню. Надеюсь, мадемуазель, вам не надо намекать, что впредь мои приказы следует выполнять беспрекословно?
Она фыркнула и топнула ногой:
– Мужлан! Я куда охотнее буду слушать приказы гражданина Вильбоа!
Шарль улыбнулся, чем подлил масла в огонь.
– Вы оба – больные! Вы обязаны слушаться врача, и… и… Хорошо, я согласна, но отныне буду думать о вас еще хуже, хотя это почти что невозможно! Жаль, что я не мужчина и не могу вызвать вас на дуэль! Ну, чего вы стоите? Решили схватить горячку прямо здесь?
