В прихожей послышался шум и топанье — сын пришел. В этот вечер мы о Лене и Денисе больше не говорили. Я, честно признаться, и думать о них забыл. Вспомнил только утром в субботу, когда раздался звонок в дверь. Мы еще спали.
— Ой, это Лена, наверное! — воскликнула жена, вскочила с кровати и в одной футболке бросилась в прихожую.
«Надо вставать», — с досадой подумал я. В голове еще бродили обрывки какого-то сна, сквозь которые доносились голоса жены и Лены.
«Ну, пусть они почирикают вдвоем», — подумал я и задремал. Может же человек по-дремать утром в субботу?!
Когда я проснулся окончательно, меня уди-вила тишина. Плохо соображая со сна, я отправился выяснять ее причину. Заглянул к сыну — тот безнаказанно сидел за компьютером в наушниках и увлеченно рубился с монстрами. Меня даже не заметил. Я подошел и снял с него наушники:
— Ну, пап! — возмутился он.
— Мать где? — спросил я.
— На кухне, — сын не отрывался от эк-рана.
— И она тебе разрешила? — удивился я.
— А, — отмахнулся он, — они там… разговаривают.
— Ты бы хоть умылся, что ли…
— Уже, — отозвался он, молниеносно нажимая кнопки на джойстике.
Надо было немедленно сказать что-ни-будь поучительное, такое серьезно-отцовское.
— Ты прекращай давай, — не нашел я ничего лучшего. — Небось все утро сидишь?
— А че еще делать-то? — удивился сын.
И действительно, «че делать?». Я со вздохом вернул наушники и направился на кухню.
Женщины курили, плотно закрыв дверь.
На столе — чашки из-под кофе, пепельница, пачка сигарет. Аня, жена, так и не пере-одевшись, сидела на табурете в ночной футболке спиной к двери. Наша подруга съежилась на стуле у окна.
— Привет, — сказала она, увидев меня. Ленка была похожа на больную птицу: взъерошенная, глаза спрятаны за линзами очков в устаревшей оправе, острые колени и худые руки, ключицы выпирают в вырезе старенькой кофточки.
— Привет, красивая, — бодро поздоровался я. Аня повернулась ко мне, глаза ее глядели испуганно.
— Как жизнь? — Я продолжал излучать жизнерадостность.
Лена пожала плечами и ничего не ответила.
— Там наш отпрыск, между прочим, все утро гоняет монстров, — наябедничал я. Жена никак не отреагировала. Тогда я начал догадываться:
— Случилось что?
Они переглянулись и промолчали.
— Я помешал?
Жена неуверенно кивнула на свободный стул:
— Завтракать будешь?
— А что, дают? — попытался пошутить я, но это не возымело действия.
— Я кофе сварю, — отозвалась Аня, вставая.
— Да ладно, и сам могу, — честно говоря, мне стало обидно. Встал, понимаете ли, человек в субботнее утро, а ему никто не рад. — Вот только приведу себя в соответствие с мировыми стандартами, — буркнул, закрывая дверь, и поплелся в ванную.
Пока я принимал душ, жена все-таки сварила кофе и даже бутерброды сделала. Но обстановка на кухне не улучшилась. Все так же сидела на стуле сжавшаяся в комок Лена, а по всему помещению витал запах дыма вперемешку с унынием.
— Уныние — тяжкий грех, — заметил я, с аппетитом откусывая от бутерброда.
В ответ услышал от Ани:
— Денис Лену выгнал…
Нет, я не поперхнулся, а спокойно прожевал и проглотил свой кусок, даже сделал глоток кофе.
— Поссорились, что ли? — спросил у Лены.
Она отрицательно покачала головой:
— Нет, просто он меня выставил.
Признаюсь, я не поверил. Что значит «выставил»? Поругались, наговорили друг другу лишнего, вот Ленка и взбрыкнула. Представить, как мой друг выставляет Ленку на лестницу, не получалось. Денис — добрейший человек, и чтоб он поднял руку на женщину!.. Даже в страшном сне не привидится.
Как же я не люблю семейные разборки! И почему именно сегодня мне приходится сидеть на кухне и слушать, как обиженная жена наговаривает на мужа.
— Не преувеличивай, — сказал я.
— Сережа! — вдруг возмутилась Аня.
— Что?
— Ну, зачем так? Ты ведь ничего не знаешь!
И тут я не выдержал:
— Так объясните, черт побери, что происходит!
И они объяснили. Точнее, огорошили.
— Денис живет с Ларисой…
— С кем?!
— Сережа! — воскликнула жена. — С Ларисой, которая раньше была с Юркой.
— Погодите, погодите, девочки! — Я умоляюще поднял руки. — Лена, ты хочешь сказать, что Денис отбил у Юрки женщину?! Бред какой-то! Ведь мы приезжали в апреле…
Я вспомнил наше последнее посещение родного города, и посиделки у Дениса, и Ларису, Юркину пассию.
— Послушай, Лен, откуда она вообще взялась, эта Лариса?! — раздраженно переспросила Аня.
И Лена начала рассказывать о том, как кто-то пристроил новенькую секретаршу по имени Лариса в строительное управление, где работали Денис и Юра…
Интуиция: для женщины — повседневность; для мужчины — озарение.
Глава 2
Разлучница
Лариса обладала большой, мягкой грудью, которая подрагивала и колыхалась под трикотажной кофточкой при каждом ее вздохе, полными ягодицами и бедрами, покатыми плечами, круглой высокой шеей и роскошными темными волосами, которые она распускала и бросала на левое плечо. Густые брови она выщипывала снизу и подводила дугами черным карандашом до самых висков. В сочетании с остальным макияжем это наводило на мысль о некоторых странностях, присущих их обладательнице.
Она была, как это называется, «в теле»: высока ростом, но при этом не страдала от отсутствия пластики, двигалась вальяжно, словно кошка, перетекая своим большим телом из одного положения в другое; говорила, округляя рот, мягко произнося слова, как говорят украинцы по-русски.
Когда девушку посадили на место ушедшей в декрет секретарши, на нее приходило смотреть все строительное управление.
Лариса любила мужчин; всех, без разбора. Она реагировала на них так, словно кто-то включал в ней красную лампочку. При виде представителя сильного пола, женщина откидывалась на стуле, скользя черными колготками, укладывала одну ногу на другую, чтобы узкая юбка собиралась до трусиков; встряхивала головой, поднимала полные руки и скрещивала их на затылке, собирала волосы в жгут, медленно демонстрировала слегка влажные от пота, издающие запах здорового женского тела подмышки; а затем, уложив волосы на плечо, складывала руки под грудью, еще более подчеркивая ее волнующую аппетитность. Лариса смотрела прямо на собеседника, играя глазами с густо подведенными веками, и смеялась низким грудным смехом. Смеялась всегда, почти на любое сказанное мужчиной слово или замечание. А мужчины смеялись над ней. Сначала.
