Веки ее сомкнулись. Она слышала, как в соседней комнате движется Диллон, но не могла заставить себя подняться. Так хорошо просто лежать тут и не шевелиться…
Я не должна спать, твердила она себе. Я должна быть совсем готова к ужину, когда Диллон позовет меня.
Это было последней мыслью Леоноры, прежде чем она погрузилась в глубокий сон.
Диллон стоял, опершись одной рукой на полку над камином, и взгляд его не отрывался от огня.
Саттон и Шо. Они живы. Если бы это было не так, сердце подсказало бы ему правду. Они живы, но что им приходится выносить?.. В каких условиях их содержат? Диллону доводилось видеть немало доказательств жестокого обращения с пленниками-шотландцами в подземельях у англичан. Каждый день он колеблется, и каждый день его колебаний продлевает мучения братьев.
С одной стороны, ему хотелось собрать ополчение, достаточно большое для того, чтобы смести любое препятствие, стоящее на пути его братьев к свободе. С другой стороны, он страстно желал в одиночку, без чьей-либо помощи, выручить Саттона и Шо из неволи.
Войско его все увеличивалось. Сегодня еще пятнадцать человек обещали сражаться на его стороне. Но пройдет не меньше двух недель, прежде чем он наберет достаточно воинов, чтобы сразиться с англичанами.
Господь Всемогущий, как же ему ненавистно это ожидание!
Сжав руку в кулак, он отвернулся от огня, решив направить свой гнев в привычное русло. Эта женщина.
Почему она так раздражает его? Как получается, что ей достаточно одного мига, чтобы привести его в ярость, и еще одного, чтобы рассмешить? Какой таинственной властью она обладает – ведь все, кто знакомится с ней, неизбежно становятся жертвами ее чар!
Хотя Диллон и не показал виду, но заметил, как расстроились служанки, когда он резко заговорил с пленницей. Они уже относились к англичанке так, словно она была одной из них. А что уж говорить о Руперте! У парня есть все основания с подозрением относиться ко всем англичанам, и все же он смотрит на пленницу глазами преданного щенка. А мистрис Маккэллум? Ведь она заявила ему, что леди трудилась наравне со служанками. Что могло заставить домоправительницу солгать, если это действительно была ложь?
Но одно ему точно известно: ничто не сможет смягчить его душу. Пока братья его остаются в плену у англичан, он должен неустанно ожесточать свое сердце против этой женщины. Ее судьба неразрывно связана с судьбой его братьев. И ему не следует обращаться с ней лучше, чем обращаются сейчас с его братьями.
Когда Диллон вошел в спальню, его взгляд задержался на фигуре, калачиком свернувшейся возле огня.
– Женщина, чем ты занята? Тебе ведь известно, что нам…
Недоумевая, почему она ничего не отвечает, он помедлил и опустился на одно колено. В горле у него пересохло, когда он увидел открывшуюся его глазам картину.
Она лежала словно в меховом гнездышке. Мех соскользнул с ее плеч, обнажив белоснежную кожу, едва прикрытую рубашкой цвета слоновой кости. Темные волосы упали на одну грудь массой спутанных локонов. Перебегающие блики каминного пламени освещали ее так, что свет и тень непрерывно менялись местами.
Ночами, которые девушка проводила в его постели, она выглядела совсем не так. Леонора всегда тщательно старалась соблюсти все приличия, а потому снимала лишь платье и башмачки и сразу же заворачивалась в одеяло, чтобы оставаться совершенно невидимой.
Его взгляд медленно скользил по ее телу, наслаждаясь зрелищем. Никогда не приходилось ему видеть более совершенное создание. Он любовался плавной округлостью ее плеч и ровно вздымающейся полной грудью, ясно видимой сквозь почти прозрачную ткань рубашки. Талия такая тонкая, что, кажется, без труда уместится в его ладонях. Соблазнительные бедра и длинные, стройные, прекрасно очерченные ножки. Да, англичанка прелестна, ничего не скажешь.
Девушка вздохнула во сне и повернулась на бок, а Диллон вдруг прервал свое восторженное созерцание – так не к месту показалось ему нечто, на мгновение мелькнувшее перед его взором. Схватив сначала одну ее руку, а затем другую, он повернул ладони вверх и увидел свежие кровавые мозоли.
Отвращение к самому себе охватило его удушливой волной. Он издевался над ней, обвинял ее во лжи. Хуже того, он даже предположил, что ее молчание было признанием вины.
С величайшей нежностью он прижался губами к ее ладоням, а затем поднял девушку на руки.
Она снова вздохнула во сне и обвила руками его шею, скользнув губами по его горлу. Он стоял, бережно прижав ее к груди, чувствуя такую нежность, какой ему никогда не доводилось испытывать.
Диллон пронес девушку по комнате, осторожно опустил на постель и накинул на нее одеяла. После этого он отправился разыскивать мистрис Маккэллум и ее чудодейственные целебные бальзамы.
Леонора шевельнулась, но никак не могла заставить себя подняться. Она чувствовала тепло очага, но глаза ее открываться не желали. Она и припомнить не могла, когда в последний раз спала так крепко. Слабые воспоминания о каком-то сне кружились у нее в голове – будто сильные руки приподняли ее и куда-то несли, словно она вновь стала ребенком. Ласковые пальцы прикасались к ее рукам, голос, низкий и глубокий, говорил какие-то нежные слова, которые она никак не могла припомнить.
Улыбка тронула ее губы, радость разлилась по телу, словно разогретый мед. Она дома. Она снова дома, с отцом. Должно быть, это его голос, это он говорит те слова. Никакой другой мужчина никогда не носил ее на руках. А ласковые пальцы – нянюшкины, старенькая Мойра убаюкивала ее. Значит, горцы – это всего лишь страшный сон. И этот горский дикарь, Диллон Кэмпбелл, – тоже сон…
Едва она вспомнила это имя, как улыбка исчезла с ее губ. Нет. Все это не сон. Этот горский дикарь – самая, что ни на есть настоящая реальность. Диллон. Пресвятые небеса! Голос в ее сновидении принадлежал ему… И ласки тоже… Наконец она припомнила все… Она же уснула, когда причесывалась! В ожидании ужина она уснула. Но то, что ей припомнилось, – не сон. Все это происходило на самом деле… Вернее, происходит – глаза ее раскрылись, когда Диллон поудобнее устроил ее среди меховых одеял на постели и сам присел рядом с ней.
– Что вы делаете? – Подтянувшись, она села, забыв, что на ней почти ничего нет. Откинув с глаз тяжелую гриву волос, она постаралась окончательно проснуться. – Вы не должны…
– Шшш… – Он приложил к ее губам шершавый, загрубевший от работы палец, и она замолчала.
От этого простого прикосновения словно буря началась в ее душе. Она попыталась отнять у него свои руки, но он, крепко ухватив их, начал смазывать ее болячки целительным бальзамом.
– Пожалуйста, вам не следует…
– После всего, что я заставил вас вытерпеть, миледи, это – малая малость… – Тон его голоса был доверительным, и по спине девушки начали пробегать волны огненного жара, смешанные с ледяным холодом. – Подумать только, я обвинил вас в каких-то дьявольских кознях! А ваши руки говорят совсем о другом. Кроме того, служанки, которые работали рядом с вами, не перестают восхвалять ваше трудолюбие.
