Заметив, с каким довольным выражением на лице смотрит на нее юноша-великан, она отвернулась к камину, погруженная в свои мысли. Сейчас не важно, что еда холодная и совершенно безвкусная. Эта еда должна подкрепить ее, так как ей понадобится много сил, чтобы сбежать от ненавистного Диллона Кэмпбелла.
* * *
– И о чем только ты думал, приятель? Привезти эту англичанку к себе домой! – Кэмюс Фергюсон, невысокого роста, широкоплечий крепыш, расхаживал перед камином, широко ставя могучие, как стволы деревьев, ноги. Он сильно вспотел, и влажные рыжие волосы прилипли к его лбу.
Они с Диллоном познакомились еще в монастыре, когда оба были мальчиками-сиротами. Узы дружбы связывали их давно и были крепки настолько, что Кэмюс не опасался навлечь на себя неудовольствие Диллона.
– Ты сам подписал свой приговор. Англичане будут требовать твоей смерти.
– У меня не было выбора. – Диллон развалился в кресле, держа в руках высокую кружку с элем, и жестом отпустил служанку, которая обмывала и перевязывала его раны.
Собаки дремали у его ног, но поднимали головы всякий раз, когда в голосе хозяина слышались знакомые гневные нотки.
– У меня не было ни войска, ни оружия, и мне надо было выиграть время.
– Время… – Грэм Лэмонт осушил кружку и протянул ее служанке, чтобы та налила ему еще эля. Она лукаво улыбнулась ему, и он наградил ее игривым шлепком. Поставив одну ногу на скамью и опершись о колено, он посмотрел сначала на Диллона, затем на Кэмюса.
Грэм не являлся членом клана, поскольку был незаконнорожденным сыном незамужней крестьянки. Его подобрали монахи и воспитали вместе с другими мальчиками-сиротами. Все трое учились вместе, вместе ухлестывали за девушками и вместе мужали. В этой троице Диллон сражался лучше всех, Кэмюс отличался самым рассудительным нравом, а Грэм, несомненно, быстрее других завоевывал женские сердца.
– Нам всем уже не раз доводилось узнать, что такое английское правосудие, – проворчал Грэм. – Неужели ты и в самом деле веришь, что Саттон и Шо до сих пор живы?
Диллон сорвался с кресла так быстро, что никто не успел помешать ему. Схватив Грэма за ворот рубашки, он уставился на него с лицом, искаженным от ярости.
– Они живы. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Будь это не так, мое сердце почуяло бы беду!
Не желая уступать ему, Грэм продолжал настаивать:
– Но долго ли быть им живыми, дружище?
– Не смей вести подобные разговоры в присутствии моей сестры! – прошипел Диллон сквозь зубы.
Флэйм сглотнула, пытаясь избавиться от страха, который вдруг сдавил ей горло. Ее напугали не столько слова Грэма, сколько вызванный ими гнев Диллона. Эта вспышка, вне всякого сомнения, доказывала, какое смятение царит в его душе. Пытаясь скрыть свои чувства, она проговорила:
– Диллон захватил англичанку. Они не осмелятся причинить вред Саттону и Шо, зная, что она в таком случае разделит их судьбу.
– Может быть… – Прищурившись, Грэм смотрел, как Диллон отвернулся. Дрожащей рукой он оправил одежду и поднес к губам кружку, осушив ее одним длинным глотком. Уже не раз приходилось ему испытывать, что представляет собой вошедший в поговорку горячий нрав Диллона Кэмпбелла. Но такого никогда не случалось. Английское коварство превратило Диллона в сущего аспида.
Мысли Флэйм были столь же мрачны и безрадостны. Стараясь обрести успокоение, она взглянула на старого монаха, который еще не проронил ни слова.
– А что думаете об этом вы, отец Ансельм?
– Я думаю, Диллон прав, полагая, что ваши братья живы. Этот английский вельможа будет оберегать их пуще зеницы ока, чая увидеть свою дочь целой и невредимой.
– Но как же…
– А теперь, дитя мое, мы с тобой пройдем в часовню и помолимся. – Старый монах с усилием поднялся со стула. – Не нашего ума дело участвовать в военных советах.
– Но я хочу остаться послушать… Диллон покачал головой и взмахнул рукой.
– Ступай со святым отцом, Флэйм. Нам нужно обсудить серьезные вопросы.
– Я уже не ребенок, – раздраженно огрызнулась она.
Диллон удивил сестру тем, что взял ее руку и поднес к губам.
– С каждым днем я все больше убеждаюсь в этом. Но мне надо переговорить с друзьями. – Она открыла рот, приготовившись спорить, но он мягко добавил: – И твои молитвы очень помогут мне. Так же, как Саттону и Шо.
Флэйм закрыла рот и послушно последовала за отцом Ансельмом.
Когда дверь закрылась, Диллон перевел взгляд с Кэмюса на Грэма:
– Мне нужно войско.
– Когда? – спокойно спросил Кэмюс.
– Завтра – и то будет уже слишком поздно, – с мрачной улыбкой ответил Диллон. – Однако, вероятно, пройдет не меньше двух недель, прежде чем нам удастся собрать достаточно людей, лошадей и оружия.
Кэмюс кивнул:
– Я поеду в Пертшир и Дамфри. – Он повернулся к Грэму: – А ты?
После короткой паузы Грэм ответил:
– А я отправлюсь в Гэллоуэй и Коуэл.
Диллон протянул друзьям руки, благодаря их за верность и дружбу.
– А как же англичане? – поинтересовался Кэмюс. – Ты думаешь, они постараются освободить заложницу?
– Пусть только попробуют. – Диллон подошел к камину и, облокотившись одной рукой о полку над ним, уставился вниз, на языки пламени. – После такого, позорного предательства будет лишь справедливо пролить немного английской крови.
– Если ты жаждешь мести, у тебя под рукой всегда имеется англичанка, – с самодовольной усмешкой напомнил Грэм.
– Ты бы убил ее? – удивленно глядя на друга, спросил Кэмюс.
– Я говорю не об убийстве. Есть ведь и другие способы мести, особенно когда у тебя в плену женщина. Если она вернется обесчещенной, это послужит им хорошим уроком.
Диллон нахмурился.
– Тогда мы будем ничем не лучше подлых англичан.
– Может быть, но с какой стати мы должны быть лучше их?
Диллон сжал кулаки.
– Да потому, что наше дело – правое.
– Правое – Грэм со стуком поставил кружку на стол. – А я скажу, что настало время и англичанам отведать всю горечь, какую приходится испытывать нам, и уже давно.
Диллон угрожающе понизил голос:
– Я помню, как они поступили с моей матерью. Но я не из тех, кто бесчестит ни в чем не повинных женщин – Он устремил на Грэма пронзительный взгляд. – Эта англичанка – всего лишь пешка, так же как Саттон и Шо. Я дал им слово, что она вернется к ним невредимой, если моим братьям сохранят жизнь.
– А если не сохранят?
Грэм видел, как глаза друга загорелись яростью, и как усилием воли он сдержал себя.
– В таком случае она также расстанется с жизнью.
