– Неправда! – возмутилась Екатерина Федоровна. – Петя не какой-то там серийный маньяк, он хотел…
Дама захлопнула рот.
– Ну, ну, продолжайте, – живо попросил Пономарев. – Так чего хотел Петя?
– Все, что вы говорите про внука, бездоказательная дурь! – отчеканила помощница Ивана. – Ни одной прямой улики против мальчика у вас нет.
– Она права, – вздохнула Тонечка, – арестовать человека на основании одних лишь размышлизмов никак нельзя. Ситуацию с мокрой курткой любой адвокат в секунду высмеет.
– Я убила всех, – торжественно заявила Екатерина, – и точка. Запротоколируйте мое признание. Кстати, вот теперь мне нужен адвокат!
Следователь встал.
– Мы еще раз опросим всех, присутствовавших на ужине у Авдеева в день убийства Севы. Проведем хронометраж, кто и на какое время покидал столовую. Уверен, найдутся полчаса, когда Петю никто не видел.
– Как моральное давление этот аргумент неплох, – прокомментировала, повернувшись ко мне, последние слова Гриши Тоня. – Но опять не прямое доказательство. Ну, не видел никто Петю тридцать минут, и что? Адвокат скажет: «Юноша решил отдохнуть от мамы с бабушкой, прошел через служебную дверь в помещение театра и там решал уравнения в своем блокноте». Упс! Нужно найти свидетеля, который видел, как Петр покидает квартиру, идет в переулок и нападает на Севу. Но, похоже, такового не отыщется. Зато есть признание бабушки, а в России признание – царица доказательств.
– Петя взял ваш нож из набора, – продолжал гнуть свою линию Григорий. – И это юноша смешался с толпой студентов, когда явился красть сумку Валентины. Но он не учел крохотной детали: в институте учатся в основном девушки, юношей там мало, появление незнакомого парня вызывает ажиотаж. Петра заметили, и подружке Севы позвонили, рассказали про симпатичного парня, который унес ее сумку, описали его внешность. Михеева сообразила: ее обокрал Петр, которого она прекрасно знает и сама видела его в своем институте.
– Очень слабый аргумент, – сказала Тоня, отвлекаясь от диалога в допросной.
– Покажем фото Пети учащимся вуза, – заговорил начальник полиции, – и непременно от кого-нибудь услышим: «Ой, вот он сумку Михеевой утащил, я заметила».
– А может, и не услышим, – поморщилась Тоня. – Бабушка не сдастся.
Пономарев снова сел и сочувственно произнес:
– Екатерина Федоровна, я вас прекрасно понимаю. Любимый единственный внук, математический гений, перед которым открывается великолепная карьера, прибегает к вам и рассказывает, что убил Валентину и Всеволода. Полагаю, Петя был в ужасном состоянии. Лишить человека жизни непросто, а Петру пришлось это проделать дважды. Или он к вам не обращался? Возможно, вы сами поняли, что с внуком творится неладное, и добились от него правды. Представляю, как вы испугались. Но потом взяли себя в руки, тщательно вымыли нож и спрятали его в столе у себя на работе. Но где же характерный след от травмы рукояткой? У вас его нет!
– Стоп! А почему тогда на ноже ДНК Екатерины Федоровны? – удивилась Тоня.
– Человек не всегда травмируется, нанося удар, – медленно проговорила я, – вот и Петру повезло, он не получил «поцелуй клинка». Помнишь, Тоня, в тот день, когда мы приехали в Ковалев, во время ужина Екатерина Федоровна порезалась на кухне? Вот тогда ее кровь и попала под рукоятку. Она об этом не знала и, думаю, была просто счастлива, услышав в начале допроса сообщение о наличии ее ДНК на тесаке. Верное же доказательство, что Петя ни при чем, можно смело утверждать, что двойное убийство ее рук дело.
– Вы героическая женщина, готовая ради любви сгореть на костре, – посмотрел в упор на задержанную Григорий.
– Это точно, – вздохнула я за стеклом.
– Но как Петя относится к вам? – вкрадчиво поинтересовался Пономарев. – Достоин ли он вас? Откуда, собственно, мы узнали про тесак? Нам позвонил некто и сказал, что лежит в тайнике письменного стола Екатерины Федоровны. Вы стойко держитесь, но, как любой человек, допускаете мелкие оговорки. Ну, например, такую: повествуя о том, как, прикидываясь Валей, вы звонили Севе, упомянули про хитрый прибор, который преобразует мужской голос в женский. Но разве у вас мужской голос? Вы толком не знаете про техническую новинку, а вот математик осведомлен о подобных штучках. Признаваясь вам в совершенном преступлении, внук упомянул про «мужской голос», и вы сейчас его фразу просто повторили. Так дети озвучивают хорошо выученный урок. Екатерина Федоровна, вы еще не догадались, кто была та таинственная дама-аноним, осведомленная о тайнике, где хранится орудие убийства? Тогда я поясню – это ваш внук Петя воспользовался «изменителем голоса». Зачем? Хотел, чтобы бабушку арестовали. Вы тут говорили, что не выбросили нож из-за его приметности и нежелания лишиться прекрасного орудия труда. Думаю, это лишь отчасти правда. Вы в действительности испугались, что импортный резак могут найти на помойке или он как-то попадется на глаза полиции. Везти его в Москву и выбросить там было сложно, вот вы и предпочли свой стол. Вам казалось так надежнее.
– Бедная Екатерина Федоровна… – пробормотала я. – Очень обидно, когда тебя предает муж или любовник. И совсем ужасно, если так поступает родной безмерно любимый ребенок.
– Она не дрогнет, – предположила Тонечка, всматриваясь в лицо пожилой женщины, – сгорит на костре, но не выдаст своего Петеньку.
– Может показаться странным, что парень так обошелся с человеком, который готов отдать за него жизнь, – продолжал Григорий, – но есть простое объяснение его поведению. И мать, и бабка до зубовного скрежета надоели юноше. Галина истеричка, постоянно его дергает, буквально не дает вздохнуть, ведет себя так, словно сыну три года. Кстати! Забыл сказать. Я уверен, что мать не в курсе его диагноза, вы не сообщили невестке про синдром Немезиды. Молчите? Ладно, буду считать, что, как всегда, прав. От Галины Петр избавится, когда полетит в США, мать туда за ним не последует, ей не дали визу. А вот вы собрались жить с внуком, уж и билет купили. Бабушка держит его за шкирку, никогда не отпустит, станет вечно контролировать, заставит потеть на стадионе, держать диету. Как избавиться от ее опеки? Да очень просто: подсказать полиции, где хранится нож. Ей начнут задавать вопросы, и она, чтобы отвести подозрение от него, возьмет всю вину на себя.
– Очень глупо было прятать тесак! – воскликнула я. – Его следовало спокойно присоединить к набору. Сомнительно, что кто-нибудь сообразил бы, где надо искать орудие убийства.
– Екатерина Федоровна очень испугалась, вот и решила подстраховаться, – выдвинула свое предположение Тоня.
– Или лучше было утопить его в реке, – не успокаивалась я.
– Наверное, Екатерине Федоровне стало спокойнее от мысли, что орудие убийства неподалеку, а не валяется в какой-то куче, где может быть обнаружено невесть кем, – грустно произнесла Тонечка.
– Вы смотрите на внука через искаженное любовью стекло, – не успокаивался Пономарев. Следователь встал и прошелся по допросной туда-сюда. – Не понимаете, что он вас терпеть не может. Я знаю, что Петя, рассказывая, как станет жить в Америке, ни разу не упомянул ни вас, ни мать. «Я выращу розы лучше, чем у Карабаса. Я куплю домик. Я стану богат». Я, я… Никогда «мы». Родные Петру не нужны. А теперь последняя по счету, но первая по важности информация. Федя жив. Он находится на Мальте. Вот, полюбуйтесь, Екатерина Федоровна, это справка из аэропорта Шереметьево о прохождении мальчика через границу. Могу организовать для вас встречу с ним по скайпу. Всеволод ни в чем не виноват, он искренне считал, что убил сына, но его обманули. Кто, почему и зачем, неважно. Главное, паренек в добром здравии. Ваш внук опасен, его надо поместить в поднадзорную палату. Иначе в ближайшее время Петр снова схватится за нож. Он психически ненормален!
