Когда, проснувшись, Шеридан обнаружила, что она в постели
одна, ей стало не по себе. Но стоило ей открыть глаза и увидеть, что Стивен
сидит на стуле., как на душе стало легко и светло. Он уже успел одеться,
осталось лишь застегнуть рубашку. Шерри натянула простыню до самого подбородка
и села, откинувшись на подушки. К ее удивлению, вид у Стивена был совершенно
невозмутимый, как будто ничего особенного между ними не произошло. Где-то в
самой глубине сознания мелькнула мысль, что они занимались чем-то нехорошим,
постыдным, но Шерри постаралась прогнать ее.
Глядя, как стыдливо натянула Шерри простыню, Стивен
развеселился, его явно забавляла ее скромность. Шеридан не могла осуждать его
за это, но его беззаботный, отчужденный и насмешливый вид больно ранил душу,
потому что сама она все еще не могла прийти в себя после того, что произошло
ночью.
В то же время он больше не выглядел холодным, циничным и
злым, и это показалось ей настоящим чудом. Подоткнув простыню под мышки, она
подтянула колени к подбородку и обхватила их руками.
— Может быть, поговорим? — спросила она.
— Позвольте, я начну, — мягко произнес он. Теперь, когда
отношения у них стали налаживаться, Шерри не хотелось заводить разговор о Чариз
Ланкастер, и она кивнула.
— Намерен сделать вам предложение. — Глаза Шерри засветились
радостью, и, заметив это, Стивен пришел в изумление. Неужели она считает его
таким идиотом, что думает, будто он собирается предложить ей руку и сердце? —
Деловое предложение, — уточнил он. — На сей раз у вас будет время подумать, и
вы, надеюсь, найдете его вполне подходящим для нас обоих. Во всяком случае, это
лучше, чем быть гувернанткой у Скефингтонов.
Беспокойство омрачило минутное ощущение счастья.
— И что же это за предложение?
— Хотя между нами много различий, совершенно очевидно, что в
сексуальном отношении мы идеально подходим друг Другу.
Шерри ушам своим не верила. Как можно говорить так спокойно
о том, что им довелось испытать прошлой ночью?
— Итак, что это за предложение? — повторила Шерри с дрожью в
голосе.
— Вы будете спать со мной, когда я этого пожелаю. В обмен на
это вы получите собственный дом, слуг, платья, карету и сможете делать все, что
вам заблагорассудится, при условии, что никто другой не сможет пользоваться
тем, за что я вам буду платить.
— Вы предлагаете мне роль любовницы? — в замешательстве
спросила она.
— А почему бы и нет? Вы честолюбивы, умны, а то, что я
предлагаю, черт побери, несравненно лучше вашего нынешнего положения. — Она
промолчала, и Стивен продолжал в своей обычной манере, растягивая слова:
— Только не говорите мне, ради Бога, что рассчитывали стать
моей женой лишь на том основании, что мы провели с вами ночь! Вы ведь не
настолько глупы и наивны.
Шерри покоробило от его ядовитого тона. Глядя на его суровое
и в то же время прекрасное лицо, она впервые заметила циничное выражение его
глаз.
Судорожно сглотнув подступивший к горлу комок, она покачала
головой и ответила:
— Я вообще ни на что не рассчитывала, и меньше всего на то,
что стану вашей женой.
— Прекрасно. Между нами было достаточно лжи и непонимания, и
мне не хотелось бы, чтобы вы заблуждались.
Ему показалось, что в ее больших серых глазах блеснули слезы
разочарования. Он встал и небрежно поцеловал ее в лоб.
— Хорошо, что у вас хватило благоразумия не прийти в ярость
от моего предложения. Советую вам подумать о нем.
Шерри смотрела на него со страдальческим видом, когда он
язвительным тоном добавил:
— Хочу вас предупредить еще об одном. Если вы хоть раз мне
солжете — всего только раз, я выброшу вас на улицу. — И уже у самых дверей
бросил через плечо:
— И не смейте мне говорить: «Я люблю вас». Никогда! Поняли?
После ухода Стивена Шерри уткнулась лбом в колени и дала
волю слезам. Почему у нее не хватило силы воли сразу отвергнуть его постыдное,
жестокое предложение? Более того. В тот момент, когда он ее поцеловал, она
готова была согласиться.
Глава 55
Шерри полностью поняла, что натворила ночью, задолго до
того, как поднялась с постели и оделась. При ярком свете дня невозможно было
отрицать ужасную истину: она пожертвовала своей девичьей честью и своими
моральными принципами, и теперь до конца жизни ее будет мучить стыд.
Доведенная до отчаяния, она решилась на это в надежде
вернуть его любовь — если, конечно, он и в самом деле ее любил — и чего
добилась? Стоило посмотреть в окно, на лужайку, где все завтракали, чтобы
получить ответ на этот вопрос. Мужчина, обнимавший ее этой ночью, сидел за
столом рядом с Моникой, которая буквально выворачивалась наизнанку, кокетничая
с ним, и, судя по его виду, ему это нравилось.
Как раз в тот момент, когда Шеридан смотрела в окно, он
откинулся на стуле, не сводя с Моники глаз, а потом, слушая ее, расхохотался.
Никогда еще Шеридан не видела его таким веселым и беспечным,
и она почувствовала стыд и обиду. Ночью он взял все, что она могла ему дать, а
потом оскорбил, предложив стать его любовницей, чтобы еще больше унизить. И вот
рядом с ним женщина, которая никогда не пойдет на то, на что пошла Шеридан…
«Эта женщина вполне достойна его, такая же высокомерная, — с горечью думала
девушка. — Такой женщине он, не задумываясь, предложит руку и сердце, а не
пошлую связь в обмен на целомудрие».
Все эти мысли вихрем проносились в мозгу Шеридан, пока она
смотрела в окно, с трудом сдерживая слезы. Она стояла неподвижно, стараясь
запомнить эту сцену, чтобы никогда больше не таять при воспоминании о нем, и
радуясь тому, что нежность к нему и страдания постепенно уходят, уступая место
холодности и равнодушию.
— Ублюдок, — прошептала она.
— Можно войти?
Шеридан вздрогнула и быстро обернулась. Это пришла Джулиана.
— Да, конечно. — Голос ее был таким же неестественным, как и
широкая улыбка на губах.
— Я увидела вас у окна, когда завтракала. Принести вам
что-нибудь поесть?
— Спасибо за заботу, но я не голодна.
Шеридан стала лихорадочно соображать, как объяснить Джулиане
свой вчерашний поступок, когда она высказала Стивену свое особое расположение,
но не смогла придумать сколько-нибудь вразумительной причины.
— Вы не хотели бы отсюда уехать?
— Уехать? — переспросила Шерри, с трудом скрывая отчаянное
желание бежать из этого дома. — Но до завтрашнего дня мы не сможем уехать.