А ещё Алли надеялась, что чем дальше она уйдёт от этого места, тем слабее будет боль.
* * *
Они добирались до Мемфиса чуть дольше, чем два часа. Сначала надо было найти на ближайшей стоянке для отдыха машину с четырьмя пассажирами и увериться, что они направляются в Мемфис — или по крайней мере едут через него.
Потом последовал спор между Лосярой и Хомяком относительно того, как это сделать — то ли полностью завладеть тушками, то ли просто спрятаться в дальних углах их сознания и — пусть нас везут!
— Прятаться — это для девчонок! — заявил Хомяк, чем вызвал праведный гнев Алли.
Проблема была решена, когда Лосяра признался:
— Да я прошто не умею прятатша. Шо мной так — либо вшё, либо ничего.
Должно быть, выучиться тонкостям скинджекинга было Лосяре не по зубам.
Наконец, они уговорились скинджекить в один присест целую семью, погрузить всех в сон и разбудить тогда, когда благополучно съедут с федеральной автотрассы на какую-нибудь придорожную стоянку. Семье придётся самой разбираться с необъяснимым явлением — каким образом из их жизни выпало несколько часов, — но они, во всяком случае, окажутся ближе к пункту своего назначения.
Милос сидел за рулём. Алли упорно избегала смотреть в зеркала — ей очень не хотелось, чтобы хоть что-нибудь напомнило ей о том, чем она сейчас занимается. Лосяра с Хомяком устроились на заднем сиденье — они забрались в пару шестилетних близнецов и очень весело проводили время за перепалками и ковырянием в носу. Очевидно, эти два обормота попали в свою стихию.
Они остановились на восточной окраине города, припарковались и разбудили приютивших их путников, счистившись с них и оставив самостоятельно соображать, куда подевалась пара часов их жизни. Алли, однако, задержалась чуть дольше — как раз на столько времени, чтобы дать женщине почувствовать своё присутствие и заверить, что всё хорошо и беспокоиться не о чем. Это было самое меньшее, что она могла для них сделать.
В ту же секунду, как наши путники оказались в Междумире, они ощутили тот самый ветер, о котором говорили нэшвиллские послесветы. Он настойчиво и ровно дул с запада. Тогда как ветры живого мира проходили прямо сквозь них практически незамеченными, с этим ветром дело обстояло иначе.
— Они говорили, что чем ближе к реке, тем сильнее дует, — сказал Хомяк.
— Што-то мне это не нравитшя, — добавил Лосяра.
Даже Милосу, казалось, стало не по себе.
— Поговаривают, будто Междумир кончается у Миссисипи, но я никогда этому не верил. А сейчас начинаю думать, что это, пожалуй, правда, и ветровая завеса не пускает нас на другой берег реки.
— Хорошо, что Мемфис лежит на этом берегу, — проронила Алли. До ветра ей не было дела. Впрочем, теперь ей по большей части всё стало безразлично. После ухода Майки она словно окаменела.
Ну, вот она и добралась. Адреса она не знала, но тут ей поможет её обычная изобретательность. Поиски родных, возможно, займут какое-то время, но в конце концов она добьётся своего. Хорошо бы не заниматься этим в одиночку, но ей бы хотелось иного помощника, чем Милос. Кажется, Милос и сам это понимал, потому что именно здесь распрощался с нею.
— Мы отправимся на север, — сообщил он. Ему приходилось говорить громко, чтобы перекрыть свист ветра. — Послесветы в Нэшвилле слышали, будто в Иллинойсе объявилась девушка-скинджекер.
— Оторва Джил?
— Будем надеяться.
Позади них переминались Хомяк и Лосяра — им не терпелось отправиться дальше, — но Милос не торопился.
— Я надеюсь, ты найдёшь своих, — сказал он Алли. — А когда это произойдёт, ты увидишь всё совершенно в другом свете.
После чего он поцеловал ей руку и повернулся, чтобы уйти.
Лосяра и Хомяк вежливо помахали ей на прощание, затем вся троица забралась в проходящих мимо «тушек», и Алли осталась одна.
* * *
Позже в этот день в одной из церквей Мемфиса Кевин Дэвид Барнс, двадцати четырёх лет, венчался с Ребеккой Линн Дэнбери, двадцати двух лет. Жених, в будничной жизни несколько небрежный в одежде, выглядел очень даже неплохо в своём фраке, а уж про невесту и говорить нечего — все сошлись на том, что так должна выглядеть идеальная во всех отношениях невеста.
Когда священник в заключение церемонии произнёс самые торжественные слова, Кевин Барнс откинул вуаль с лица молодой и подарил ей долгожданный поцелуй. Он никак не мог знать, что за смятенными, взволнованными мыслями его жены пряталась Алли. Девушка не крала у счастливой юной женщины чудесное мгновение, она переживала его вместе с ней, питая надежду испытать хотя бы кроху чужого счастья. Когда молодожёны разомкнули уста, Алли разразилась слезами. Она плакала по Майки — юноше, которого потеряла; плакала по Милосу — юноше, которого отвергла; и ещё она плакала потому, что этот волшебный миг — не её, чужой; что она никогда не вырастет и ей не исполнится двадцать два, как Ребекке Линн Дэнбери. Она никогда не пойдёт на выпускной бал, не прошествует в белом платье по проходу в церкви, не станет матерью… Она послесвет, а для послесветов всё это было за гранью возможного.
Хотя Алли изо всех сил старалась справиться с собой, её чувства передались невесте, и та тоже расплакалась. И все собравшиеся зааплодировали, умилившись при виде этих слёз радости.
*** *** *** *** ***
В своей книге «Советы послесветам» Мэри пытается пролить свет своей мудрости на те души, что страдают под гнётом негативных эмоций:
«Конечно, скорбь всегда сопровождает всех послесветов, когда они переходят из так называемого живого мира в Междумир, — так же, как ребёнку, рождающемуся на свет, сопутствует плач. Это неизбежно. Однако здоровый духом послесвет должен как можно скорее избавиться от негативных эмоций, не то они перейдут в гнев и горечь. Я видела таких послесветов, опустошённых скорбью, и это очень неприятное зрелище.
В Междумире на нас лежит ответственность — мы должны найти собственное счастье, а после этого переживать это счастье изо дня в день, пока вечность не снизойдёт на нас — полных радости, только радости и ничего, кроме радости».
Глава 15
Куда ушёл Майки МакГилл
Майки МакГилл помнил тот судьбоносный день больше ста лет назад, когда они с сестрой впервые проснулись в Междумире, когда пришли к себе домой и обнаружили, что стали духами. Он помнил, как провалился сквозь деревянный пол, а его сестра в это время с воплями цеплялась за столбик кровати. Тогда никто из них ничего не знал о Междумире, и оба с ума сходили от страха.
Но ничто из пережитого как при жизни, так и после смерти, близко не могло сравниться с тем, что Майки довелось испытать при виде поцелуя Милоса и Алли.
До этого дня Майки сопротивлялся сильнейшему желанию пошпионить за ними, но но в какой-то момент уже не смог побороть искушение. Он втайне последовал за ними на вечеринку. Он держался на расстоянии, не выдавая своего присутствия, пока не увидел, как те забрались в пару до тошноты красивых «тушек». Теперь, когда оба скинджекера облачились в плоть, они могли видеть только живой мир, так что Майки не таясь подошёл к ним вплотную и остановился всего в нескольких дюймах поблизости. Он получил возможность наблюдать происходящее во всех подробностях, тогда как они даже не догадывались о том, что он рядом. Для Майки они теперь выглядели как обычная юная парочка, однако он знал, что внутри скрываются Милос и Алли — это было легко понять по их походке и разговорам.
