Со смешанными чувствами благодарности и удивления Лотарио внимал словам этого прекрасного и загадочного создания, казалось державшего в своих руках судьбы людские.
— Вы изумлены, что я так с вами говорю? — продолжала Олимпия. — Вам не верится, что я, бедная заезжая певица из Италии, проведшая в Париже всего несколько месяцев, прячась в этом уединенном особняке, претендую на то, чтобы знать столь могущественных персон и иметь власть над ними? Что ж, испытайте меня. Позовите на помощь, и вы увидите: я добьюсь от графа фон Эбербаха того, чего вы хотите. И пусть только Самуил Гельб попробует встать поперек дороги, пусть осмелится встать между Фредерикой и вами — тогда я вам обещаю, что, сколь бы он ни был силен и дерзок, у меня в запасе есть одно слово, которое заставит его провалиться сквозь землю!
Когда Олимпия произносила эти слова, ее прекрасное лицо дышало грозным величием. Казалось, на ее челе загорелся отблеск той гневной и ослепительной веры, что озаряет лик архангела, повергающего демона.
Вдруг она спросила:
— Вы собираетесь сегодня в Анген?
В замешательстве Лотарио попытался было утаить свои намерения.
— Я, собственно, пока не знаю… может быть… — забормотал он.
— Неужели после всего, что я вам сказала, вы еще не совсем мне доверяете? — укорила его Олимпия.
И он тотчас признался:
— Да, я поеду. Я не то чтобы не доверял вам, сударыня, просто боялся, что вы меня станете бранить.
— Сегодня так и быть, поезжайте, — сказала она, улыбаясь. — Я это вам разрешаю. Но с двумя условиями.
— Какими?
— Во-первых, вы мне поклянетесь всем святым для вас в этом мире, отныне рассказывать мне обо всем, что будет происходить с вами, не упуская даже самых незначительных деталей.
— Клянусь памятью моей матери, — суровым тоном ответил Лотарио.
— Благодарю. А второе условие — что вы не забудете моего совета остерегаться Самуила Гельба, да и никому не доверять, а при ваших визитах в Анген неуклонно избегать всего того, что могло бы дать малейший повод для кривотолков и злословия.
— Я обещаю помнить ваши советы, — сказал молодой человек, вставая.
Олимпия проводила его до лестницы. И уже на ходу сказала:
— Ах, мне бы хотелось увидеть и узнать Фредерику. Я уверена, что она была бы более послушна мне, чем вы. Но, к несчастью, это невозможно. Чего только не подумали бы, а главное, не наболтали бы в свете, прослышав, что певица, за которой граф фон Эбербах ухаживал в прошлом году, водит знакомство с его женой! Но раз уж я могу говорить только с вами, будьте любезны слушать меня за двоих. Прощайте. До скорой встречи, не так ли?
— До скорой встречи, — отозвался Лотарио.
И он, поцеловав Олимпии руку, спустился по лестнице, пересек двор, вскочил в седло и крупной рысью поскакал прочь.
Однако на бульваре Сен-Дени, там, где начиналось предместье, он заметил Самуила Гельба, который пересек ему путь пешком: он как раз вышел из Менильмонтана и, видимо, направлялся в сторону особняка графа фон Эбербаха.
После всего, что он недавно услышал от Олимпии, эта встреча произвела на Лотарио крайне неприятное впечатление.
«Он заподозрит, что я еду к Фредерике, — сказал он себе. — И возможно, заговорит об этом с дядей. А что если не ехать сегодня в Анген? Если, напротив, через часок нанести визит графу и таким образом неожиданно хитро обмануть Самуила? Да, так и надо поступить. Отличная мысль!»
И вместо того чтобы углубиться в предместье, Лотарио вернулся на несколько шагов назад, свернул на бульвар, ведущий к площади Бастилии.
«Но я же вчера обещал Фредерике, что приеду сегодня, — уныло раздумывал он. — Она будет беспокоиться. А потом, помимо всего прочего, мог же я просто ехать по улице Предместья Сен-Дени, вовсе не собираясь в Анген. У меня могут быть знакомые в этом предместье. Я мог ехать в направлении Монмартра. Да и видел ли меня господин Самуил? Он даже головы не повернул в мою сторону. Он меня не заметил. Теперь я в этом даже уверен, он ведь не ответил на мой поклон».
Тут он прервал свои успокоительные рассуждения, подумав в порыве благоразумия: «Нет, все же сегодня осторожность требует лучше не ездить в Анген».
Однако взвешивая таким образом за и против и в этих колебаниях добравшись шагом до Аустерлицкого моста, Лотарио повернул назад и крупной рысью поскакал к предместью Сен-Дени.
«Ба! — говорил он себе. — Лучше всего поспешить, время еще не упущено. Я успею вернуться еще прежде, чем возникнут подозрения».
Он дал шпоры коню и галопом пронесся через предместье, так что слуга, весьма озадаченный странными зигзагами пути и причудливым аллюром своего господина, с большим трудом поспевал за ним.
В Анген к дому Фредерики он добрался в ту самую минуту, когда на Университетской улице Юлиус и Самуил садились в карету, готовясь застать их врасплох.
XXXV
ЖЕНА-НЕВЕСТА
В Ангене, как мы уже говорили, Фредерика занимала очаровательный маленький дворец с окнами, смотрящими на солнечный восход и берег озера.
Красный камень его стен, выгоревший от знойного солнца прошлых лет и омытый дождями зим, побледнел и стал скорее розовым, что отлично гармонировало с нежно-зелеными оконными ставнями.
Фасад дома так и лучился весельем. Виноградные плети игриво карабкались по стенам, к осени обещая строению пышный пояс из листвы и ягодных гроздьев.
Изнутри все было так же прелестно, как и снаружи. Убранством дома по поручению графа фон Эбербаха занимался не кто иной, как сам Лотарио. Мебель редкостной работы, драпировки из голубого шелка с вытканными на нем белыми розами, большие часы из саксонского фарфора, маркетри, ковер, настолько пушистый, что нога тонула в нем по щиколотку, дорогие картины лучших из ныне живущих мастеров, книги современных поэтов — короче, здесь было решительно все, что требуется, чтобы сделать жизнь изящной и удобной.
Открыв окно, Фредерика видела перед собой живописный сельский пейзаж — озеро в обрамлении зеленеющих холмов. Закрыв его, она оказывалась в одном из самых удобных и очаровательных особняков, какие можно найти только на улице Предместья Сент-Оноре. В этом шале, украшенном всеми лучшими созданиями искусства и ремесла, близость к природе сочеталась со столичным блеском. То была Швейцария, перенесенная в Париж.
Перед домом располагался чудесный английский парк; в эту пору он был весь в цвету и отягощенные цветами ветви прибрежных кустов и деревьев купались в водах озера.
Госпожа Трихтер, сидевшая в гостиной со своим вязанием, вот уже целый час как стала замечать, что вид у Фредерики какой-то встревоженный. Девушке явно не сиделось на месте: она то входила в салон, то выходила, садилась и тут же вставала, выбегала зачем-то в сад и тотчас шла в свою комнату.
