— А что я говорила? — воскликнула Мадлен.
— О, я в этом не сомневалась, — заявила Мариетта.
Папаша Каде только покачал головой; он перестал уже что-либо понимать: судебные исполнители отказались его преследовать, а адвокаты не только бесплатно защищали его интересы, но еще и вносили вместо него авансы.
Не мог же Консьянс сотворить столь немыслимые чудеса!
Поэтому папаша Каде в них не верил.
Однако двенадцать дней спустя ему пришлось в них убедиться.
В один прекрасный день, как обычно возвратившись из Виллер-Котре, Мариетта принесла письмо, подписанное метром Гревеном, адвокатом из Суасона.
В письме сообщалось, что он запросил в суде отсрочку и суд предоставил таковую до 15 марта.
Добиться бόльшего метру Гревену не удалось.
Письмо было освобождено от оплаты.
Оно означало три месяца передышки.
Три месяца передышки означали радость. Письмо вызвало общее удивление.
Консьянс оказался прав. Отныне можно было ожидать милостей от Бога, и сам папаша Каде снова стал немного верить в это.
Адвокат сообщал в своем письме, что по истечении первой отсрочки он запросит вторую. По правде говоря, суд крайне редко удовлетворял вторую просьбу об отсрочке, но, в конце концов, обнадеживающие случаи такого рода тоже имели место.
Дни потекли за днями в ожидании этого события; о том, что папаше Каде предстоит лишиться земли, говорила вся деревня и, надо сказать, из трехсот обитателей, составлявших все население Арамона, двести пятьдесят искренне жалели несчастного старика и осуждали кузена Манике, поведение которого в этом деле стоило ему потери симпатий большинства земляков.
Вместо того чтобы раскаяться, прислушавшись к этому предостережению Неба, и вернуть себе утраченное расположение людей, самому предложив папаше Каде необходимое время, кузен Манике, как это свойственно низким душам, тоже предпринял путешествие в Суасон, нашел там адвоката, взявшегося энергично продвигать дело и заверившего клиента, что суд не предоставит г-ну Каде никакой отсрочки.
Подобно судебным исполнителям, адвокаты бывают добрые и недобрые, правда, недобрые встречаются куда чаще, чем добрые.
Первого марта пришло письмо от метра Гревена. Он предлагал бедной семье собрать все свои денежные средства, обратиться за помощью ко всем своим друзьям.
Метр Гревен виделся с несколькими судьями, которые, будучи обмануты адвокатом противной стороны и, главное, опасаясь, как бы их не обвинили в поощрении незаконного владельца национальных имуществ, заявили ему, Гревену, что они не верят в возможность отсрочки.
Когда пришло это обескураживающее письмо, папаша Каде, снова начавший обретать надежду, отправился, опершись на руку Мадлен, на свидание со своей землей.
Он увидел, как она оживает, эта прекрасная и добрая земля, которая умела отвечать такой признательностью за заботы о ней.
Навоз был разбросан умело, и повсюду зеленым ковром подымались всходы, уже достаточно высокие, чтобы клониться под ветрами — наполовину зимними и в то же время уже весенними, мартовскими.
Ах, на этот раз только одержимый мог бы еще верить в лучшее, и потому слезы потекли из глаз Мадлен и старика.
Расстаться с землей, с этой любимой землей, завоеванной таким тяжким трудом и подававшей такие чудесные надежды!
Расстаться с ней, когда будущий урожай позволил бы выплатить долг, включая и судебные издержки! Расстаться с ней только потому, что один человек, христианин, не пожелал предоставить своему брату то, что любой предоставил бы любому (если не говорить о палаче и его жертве), а именно — немного времени!
На этот раз никто не знал, что и придумать.
Бастьен, разделявший все треволнения семьи, все ее радости и боли, собирался даже вызвать на драку кузена Манике.
Но то было никуда не годное средство.
Вероятнее всего, противник не принял бы вызова.
Мариетта предложила совершить еще одно паломничество к Богоматери Льесской, и Консьянс на это ответил так:
— Пресвятая Дева Льесская пребывает всюду и знает все, значит, она знает о нашей беде и видит нашу веру; она сама придет к нам, Мариетта, поскольку ей известно наше желание пойти к ней.
Папаша Каде только громко вздыхал, ковыляя от порога хижины до своей кровати и обратно, от кровати до порога. Разволновавшись, он вряд ли помнил о сразившем его год назад страшном апоплексическом ударе.
Дни текли и текли, неуклонно приближая несчастную семью к роковой развязке и, следовательно, с каждым часом делая опасность все более неотвратимой.
Так прошли 2, 3, 4, 5 и 6 марта.
Продажа земли, как известно, должна была состояться 15-го.
Седьмого утром, когда семья папаши Каде вместе с г-жой Мари и Мариеттой, вернувшейся из Виллер-Котре, завтракала за круглым столом, сервированным довольно скудно, Бернар вдруг встревожился и бросился к двери, и в ту же минуту на пороге возник Бастьен, растерянный, побледневший, с глазами, вылезающими из орбит; по его лбу струился пот, в руке он держал лист газеты.
При виде его все встали, чувствуя, что гусар принес какую-то из ряда вон выходящую новость.
— Высадился! — кричал Бастьен. — Высадился!
— Кто высадился? — спросил Консьянс, единственный, кто сохранил ясность ума среди общей ошеломленности, вызванной внезапным появлением Бастьена.
— Он! — кричал гусар. — Да он же!
— Но кто — он?
— Император!
— Император? — невольно вырвалось у всех.
— Император высадился, но где же? — продолжал спрашивать Консьянс.
— Ничего об этом не знаю, — ответил Бастьен, — но, так или иначе, он высадился.
— Ты сошел с ума, — заявил Консьянс.
— Нет, нет, нет! Вот посмотри-ка, что напечатано в газете…
Такая важнейшая новость сразу же заставила всех забыть о денежных заботах.
Консьянс взял из рук Бастьена газету и прочел:
«ОРДОНАНС
На основании доклада нашего возлюбленного и верного шевалье канцлера Франции сьёра Дамбре, командора наших орденов, мы приказали и приказываем, заявили и заявляем следующее:
Статья первая
Наполеон Бонапарт объявляется предателем и бунтовщиком за вооруженное вторжение в департамент Вар.
На основании этого предписывается всем наместникам, командующим вооруженными силами, национальной гвардией, гражданским властям и даже простым гражданам подвергнуть его преследованию, арестовать и немедленно передать в распоряжение военного трибунала, который после установления личности наложит на него наказание, предписываемое законом.
