— Дай мне твою руку, Бастьен.
— Ах, да, проклятая рука! Она-то и испортила все дело… Все было сказано, все договорено; он написал письмо к доктору, дает письмо мне, я протягиваю за ним руку… «Ну-ка, — говорит он, — что это у вас с рукой?» Ты понимаешь: отрицать невозможно. «Что у меня с рукой?.. Ерунда! Сущая безделица: два пальца оторвало австрийской пулей под Ваграмом! Но это ничего не значит! Так что давайте мне письмо!» — «Нет, нет, нет! Спасибо! — говорит он, качая головой, — если даже одного пальца недостает, это уже выбраковка, а уж тем более — двух. Его величество император и король не нуждается в увечных солдатах!»
— А почему один оторванный палец означает выбраковку?
— Один оторванный палец — это уже выбраковка, — пояснил Бастьен с важным видом, — потому что, понимаешь, Консьянс, если ты служишь в пехоте и у тебя оторван указательный палец, ты вполне в состоянии зарядить ружье, но не сможешь из него выстрелить, так как у тебя нет того пальца, которым ты нажимаешь на спусковой крючок. С другой стороны, если ты поступаешь в кавалерию, например в гусары… потому что, понимаешь, если бы ты поступил в кавалерию и тебе позволили бы выбрать ее вид, думаю, ты пошел бы только в гусары… И что же! Отсутствие именно этого пальца не позволит тебе уверенно действовать саблей… Вот почему оторванный палец означает выбраковку.
— Спасибо, Бастьен! — поблагодарил его Консьянс. — Это как раз то, что мне хотелось узнать.
— И это все?
— Да, все.
— Что ж, теперь ты это знаешь… Если тебе нужно узнать еще о чем-то, я расскажу тебе с такой же охотой.
— Теперь обними меня, Бастьен!
— О, от всей души! Но ты еще не уезжаешь?
— Нет.
— И мы увидимся до твоего отъезда?
— Наверняка.
Бастьен отвязал своих лошадей и сел на одну из них.
— Но, — спросил он, приставив ладонь козырьком к глазам, — что это за всадник едет к нам по дороге из Виллер-Котре? Похоже, доктор Лекосс.
— Это и правда он, — подтвердил Консьянс. — Он обещал нанести сегодня визит папаше Каде, и вот он едет… Поезжай поить своих коней, Бастьен, поезжай!
Консьянс произнес эти слова столь серьезно, что Бастьен посмотрел на него с удивлением.
— О чем ты думаешь, Консьянс? — спросил его несколько встревоженный Бастьен.
— Я думаю, — ответил Консьянс, — что, может быть, найдется средство, чтобы матушка Мадлен не умерла от горя, а папаша Каде — от голода.
Бастьен попытался разгадать значение этих слов, но, убедившись, что он не в состоянии проникнуть в замысел Консьянса, сказал:
— Воистину с тобой никогда не надо ни в чем отчаиваться… А ну, эскадрон, живо на водопой! Ах, в полку вот была потеха!
И он ускакал крупной рысью на водопой, находившийся у деревенской площади, в то время как Консьянс не спеша возвратился к папаше Каде через заднюю дверь.
XV
ОТСЕЧЕННЫЙ ПАЛЕЦ
И правда, доктор Лекосс на своей кобыле приехал с визитом к папаше Каде, которого он уже сутки не видел.
Вся несчастная семья с нетерпением его ждала. Ночь прошла спокойно; к семи вечера жар усилился и только теперь словно неохотно отпустил старика, лежавшего в глубине алькова, куда с трудом проникал свет.
Доктор велел зажечь лампу, чтобы как можно тщательнее осмотреть пациента. Лицо папаши Каде было бледно, глаза глубоко запали; пульс, правда, стал немного живее, но язык, дрожавший и произносивший только нечленораздельные звуки, с трудом раздвигал губы; больной мог слабо шевелить только левой рукой, а левая нога не двигалась вовсе.
Однако, несмотря на все это, общее состояние старика заметно улучшилось; поскольку накануне из него выпустили около шести унций крови, доктор не хотел делать повторное, весьма рискованное кровопускание, всегда опасное в подобном случае, особенно у крестьян, людей, чья кровь обеднена из-за скудной пищи. Так что врач посоветовал только сделать для ног припарки с мукой и горчицей, а для головы, которую следовало держать приподнятой, — компрессы, смоченные водой из источника, причем компрессы полагалось время от времени менять, чтобы они постоянно оставались свежими.
Папашу Каде спасли от смерти, но, вероятно, он не сможет пользоваться рукой, а передвигаться если и будет, то лишь с большим трудом.
Однако и это было уже немаловажно для несчастной семьи, чьей душой являлся Консьянс, а головой — папаша Каде, головой, хоть и отяжелевшей, но еще сохранившей разум.
Доктор вышел из хижины, провожаемый благословениями женщин; малыш Пьер держал его лошадь за уздечку; врач сел в седло и отправился обратно в Виллер-Котре.
Проехав сотню шагов, он заметил Консьянса.
Юноша стоял донельзя бледный и держал перед собой правую руку, завернутую в мокрое полотенце, все в пятнах крови.
— О Господи! — вскричал доктор Лекосс, придержав лошадь. — Что с тобой, мой бедный Консьянс?
— Господин доктор, — произнес юноша своим всегда спокойным мягким голосом, — со мной стряслась большая беда…
— Какая же, дорогое мое дитя?
— Я колол топором дрова во дворе папаши Каде и по неловкости отсек себе палец.
И, размотав полотенце, Консьянс показал врачу свою изувеченную руку.
Указательный палец был отсечен ниже второй фаланги, и кровь из раны текла столь обильно, что можно было опасаться кровотечения из малой артерии.
— Когда это случилось?
— Минут десять тому назад, господин доктор.
— А почему же ты сразу не прибежал ко мне за помощью?
— Я боялся сильно напугать матушку Мадлен, матушку Мари и Мариетту и решил, что лучше подождать вас здесь.
— Но, друг мой, — сказал Лекосс, — ты знаешь, что мне придется сделать тебе очень болезненную операцию.
— Я это подозревал, сударь, — спокойно ответил Консьянс.
Врач рассмотрел рану поближе и, словно желая узнать меру мужества Консьянса, заявил:
— Ты знаешь, я вынужден ампутировать остаток твоего пальца.
— Действуйте, господин доктор, — согласился Консьянс, словно не расслышав сказанного доктором или не поняв страшного смысла его слов.
— Но где? — спросил Лекосс.
— Как где?! — удивился юноша.
— Да, где я проведу эту операцию?
— Под тремя дубами, — предложил Консьянс. — Там нам будет удобно, не так ли?
Доктор озадаченно смотрел на молодого человека.
— Хорошо, — согласился он, — но кто мне будет ассистировать?
— Я, господин доктор, — сказал Консьянс.
— Как, ты сам?
— Да, я.
— А если ты обессилешь, если упадешь в обморок?
