Правда, у Ватрена никогда не было пойнтера.
На следующий день, открыв двери виллы Медичи, мы нашли Причарда сидящим у порога.
Причард получил вторую порку кнутом, и Мишелю во второй раз было приказано отвести его к Ватрену.
Ватрен надел Причарду на шею старый ошейник и посадил его на цепь.
Вернувшись, Мишель сообщил мне об этой жесткой, но необходимой мере. Ватрен обещал, что я вновь увижу Причарда лишь тогда, когда его воспитание будет закончено.
На следующий день я работал в беседке, расположенной в самой глубине сада, и вдруг услышал неистовый лай.
Это Причард дрался с большой пиренейской собакой, которую только что подарил мне один из моих соседей, г-н Шалламель.
Я забыл, дорогие читатели, рассказать вам о нем (о пиренейском псе); позвольте мне вернуться к нему в одной из следующих глав. Впрочем, будь эта забывчивость преднамеренной, она сошла бы за хитрость, поскольку она обнаружила бы главную мою добродетель: способность прощать оскорбления.
Причард, которого Мишель вытащил из зубов Мутона (пиренейского пса звали Мутоном, но вовсе не из-за его нрава, в таком случае имя было бы весьма неудачным, а из-за его белой шерсти, тонкой, словно овечье руно), — Причард, вырванный, как я сказал, из зубов Мутона Мишелем, получил третью взбучку и был в третий раз отведен к Ватрену.
Причард съел свой ошейник!
Ватрен много раз спрашивал себя, каким образом Причарду удалось съесть ошейник, и никогда не мог найти ответа на свой вопрос.
Причарда заперли в дровяном сарае, откуда он никак не мог убежать, разве что съел бы стену или дверь.
Попробовав то и другое, он, несомненно, нашел дверь более удобоваримой, чем стена, и съел ее, подобно отцу из «Узницы» г-на д’Арленкура, который
В тюрьму ко мне еду принес и рядом двери сел.
Через день, во время обеда, в столовую вошел Причард со своим развевающимся султаном и слезами радости на горчичных глазах.
На этот раз Причарда не стали бить и не отвели к Ватрену.
Мы дождались прихода Ватрена, чтобы созвать военный совет и решить, как поступить с Причардом, дезертировавшим в четвертый раз.
VI
ОХОТА ЗА ОТБИВНЫМИ
Ватрен появился на заре следующего дня.
— Видели вы когда-нибудь такого нигедяя? — спросил он у меня.
Ватрен был до того возмущен, что забыл со мной поздороваться.
— Ватрен, — сказал я ему. — Я замечаю одну вещь: ваша носогрейка сегодня намного короче, чем обычно.
— Еще бы, — ответил Ватрен. — Этот нигедяй Причард до того меня бесит, что я вот уже три раза из-за этого раздавил зубами мундштук моей трубки, и жене пришлось обмотать его ниткой, не то этот бродяга разорил бы меня на мундштуках!
— Слышите, Причард, что о вас говорят? — обратился я к сидевшему на полу Причарду.
Причард слышал, но, без сомнения, не понимал тяжести обвинения: он смотрел на меня самым нежным взглядом и подметал хвостом пол.
— Если бы у генерала была подобная собака!.. — продолжал Ватрен.
— Что бы он сделал, Ватрен? — спросил я. — Мы поступим, как поступил бы он.
— Он бы, — начал было Ватрен. — Он бы…
После этих слов он остановился и задумался, затем ответил:
— Он ничего бы не сделал, потому что генерал, видите ли, был совершенная божья коровка.
— Ну, так что же нам делать, Ватрен?
— Черт меня возьми, если я это знаю! — заявил Ватрен. — Упорствовать и оставить у себя этого нигедяя — он разрушит мой дом; вернуть его вам… Я все же не хочу, чтобы последнее слово осталось за собакой: это, знаете ли, унизительно для человека.
Ватрен был до того возмущен, что, не зная об этом, заговорил на бельгийский лад, подобно мещанину во дворянстве, который, сам того не подозревая, говорил прозой. Я увидел, что он раздражен до последней степени, и решил сделать предложение, которое могло бы его успокоить.
— Послушайте, Ватрен, — сказал я ему. — Я сейчас надену свои охотничьи башмаки и гетры. Мы спустимся к Везине, сделаем обход вашего участка и посмотрим, стоит ли дальше заниматься этим нигедяем, как вы его называете.
— Я его называю так, как он того заслуживает. Его следовало бы назвать не Причардом, он — Картуш, Мандрен, Пулайе, Артифаль!
Ватрен назвал имена четырех знаменитых разбойников, чья полная приключений жизнь манила его в юности.
— Да что там, — сказал я Ватрену, — будем по-прежнему называть его Причардом, подумайте сами! У господина Причарда тоже были свои заслуги, не считая того, что они и сейчас при нем.
— Идет! — ответил Ватрен. — Я сказал так, потому что не знал Причарда, а эти четверо мне известны.
Я позвал Мишеля.
— Мишель, велите подать мне мои гетры и охотничьи башмаки; мы отправимся в Везине и посмотрим, что умеет Причард.
— Что ж, — сказал Мишель. — Вы увидите, что у вас меньше причин для недовольства, чем вы думаете.
У Мишеля всегда была слабость к Причарду.
Дело в том, что Мишель — немного браконьер, а Причард, как вы увидите позже, настоящая браконьерская собака.
Мы спустились в Везине; Мишель вел Причарда на поводке, а мы с Ватреном беседовали о подвигах — не воинских и любовных, подобно совершенным Амадисом, а об охотничьих.
На повороте спуска я сказал:
— Взгляните-ка, Мишель, как эта собака похожа на Причарда.
— Где?
— Вон там, на мосту, в пятистах шагах перед нами.
— Ей-Богу, правда, — согласился Ватрен.
Сходство показалось Мишелю настолько поразительным, что он оглянулся.
Никаких следов Причарда.
Он осторожно перекусил поводок своими резцами и, сделав крюк, забежал вперед.
Именно Причард важно прохаживался по Пекскому мосту и сквозь перила смотрел, как течет вода.
— Ну, чертеня! — воскликнул Мишель.
— Так! — сказал я. — Вот теперь вы заговорили с овернским выговором. Ватрен, если мы не придумаем, как поступить с Причардом, мы сделаем из него учителя иностранных языков.
— Вы из него сделаете только бродягу и ничего больше, — ответил Ватрен. — Эй, смотрите, куда он пошел!
— Ватрен, не вменяйте Причарду в вину его достоинства, поверьте, у него и без того хватает недостатков. Я могу сказать вам, куда он идет: он собирается навестить моего друга Коррежа и съесть его завтрак, если служанка зазевается.
В самом деле, минуту спустя из станционного здания Пека выскочил Причард, преследуемый женщиной с метлой в руках.
В пасти у него была отбивная, которую он только что стащил с решетки.
