Послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Дед быстро лег в постель и, повернувшись к стене, натянул одеяло по самые уши.
Как бы желая удовлетворить его любопытство, пришла моя бабка. Она рывком открыла дверь и дед вскрикнул, подумав, что кто-то взломал ее.
— Ох! — воскликнула бабка. — Прости меня, милый друг!..
— Ты меня разбудила, жена, — ответил Жером Палан.
— Я думала, что тебе будет интересно узнать…
— Что?
— Ты знаешь, что несколько дней назад пропал Тома Пише?
— Да… то есть…
На лбу у деда выступил пот, который он тут же вытер простыней.
— Ну так вот, — продолжила бабка, не заметив этого жеста мужа, — сейчас принесли его тело.
— Да? — сдавленным голосом спросил тот.
— Ей-богу!
Деду очень хотелось спросить, что говорят о смерти Тома Пише, но он не решался.
Жена сама ответила ему:
— Похоже, что он замерз в этом снегу.
— А… что… труп? — выдавил Жером Палан.
— Его объели волки.
— Как это? — воскликнул дед.
— Да так уж!.. Почитай, ничего и не осталось! Один скелет!
Дед вздохнул. Он подумал, что если остался только скелет — значит, следы его выстрела бесследно исчезли вместе с телом.
Моя бабка продолжала назидательным тоном:
— Вот видишь, Жером, божий суд не скор и пути господни неисповедимы… Но рано или поздно его рука настигает преступника и чаще всего тогда, когда тот уже уверовал в свою безнаказанность.
— Погоди, жена, — остановил ее дед, — мне что-то плохо.
— Действительно, ты страшно бледен.
— Это из-за твоих рассказов… Никак не ожидал, что… Дай-ка мне воды.
— Держи, мой дорогой Жером.
И бабка поднесла стакан к губам мужа. Его зубы застучали по стеклу, а рука задрожала так, что половина воды оказалась на простыне.
— Боже мой! — воскликнула моя бабка. — Тебе хуже, чем ты думаешь! Может, позвать доктора?
— Нет! — запротестовал дед. — Не надо!
И он схватил жену за руку. Ладонь его была совершенно мокрой, жена посмотрела на него с тревогой. Дед, стараясь успокоить бабку, добавил:
— Ничего! Ничего! Сейчас мне будет лучше, лихорадка скоро кончится.
И в самом деле, благодаря столь счастливой развязке, деду становилось лучше с каждым часом, как бы после тяжелого, но спасительного кризиса.
Вечером, узнав, что останки Тома Пише отнесены на кладбище и что на них набросали добрых шесть футов земли, дед почувствовал такое облегчение, что велел жене привести сына с дочерью. Когда дети в сопровождении матери появились в его комнате, Жером Палан крепко обнял всех троих, чего не делал уже давно, с самого того ужасного 3 ноября.
Но семья обрадовалась еще больше, когда глава дома объявил, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы спуститься к столу.
Желая помочь мужу, бабка протянула ему руку.
— Зачем это? — сказал он, встав во весь свой красивый рост. — Я еще жив!
И уверенным шагом спустился по лестнице.
Стол был накрыт на троих.
— А мне ужин разве не полагается? — весело спросил дед.
Бабка тут же поставила четвертую тарелку и пододвинула стул мужа к столу.
Дед сел и принялся отбивать такт какого-то марша, стуча вилкой и ножом по тарелке.
— Раз такое дело, — сказала бабка, — не достать ли нам из погреба бутылочку «Бургундского», что я припасла к празднику? По-моему, сейчас это было бы кстати!
Добрая женщина спустилась в погреб и вскоре возвратилась с вином.
Ужин начался.
На радостях моя бабка то и дело подливала в стакан своего мужа.
Вдруг она заметила, что тот побледнел и вздрогнул.
Вскочив из-за стола, Жером Палан бросился к ружью, стоявшему возле очага, схватил его и, забившись в самый темный угол дома, стал что-то с ним делать. Затем, ни разу не выстрелив, возвратился в столовую и забросил ружье в дальний угол.
Дело было в том, что он вспомнил, что не перезаряжал ружья с самого 3 ноября.
Моя бабка спросил о причине его странного поведения, но дед ничего не ответил. Около получаса он ходил взад и вперед по комнате. Затем поднялся к себе и молча лег спать.
Ночью его мучили кошмары. Он просыпался, вскрикивал, махал руками, кого-то отгонял.
Жерому Палану снился огромный заяц!
IX
— Итак, — продолжал трактирщик, — убийство Тома Пише не осталось, вопреки надеждам Жерома Палана, его с Богом тайной.
То, что жертву засыпала земля забвения, ничего не изменило: кошмарное животное напоминало о себе, если не ночью, то днем, как бы говоря убийце, что забравшая жертву могила не сделала того же самого с его совестью.
С той поры жизнь моего деда превратилась в сплошную пытку.
То он видел ужасного зайца возле очага, откуда тот бросал на него свои огненные взгляды.
То во время обеда заяц залезал под стол и острыми когтями драл ему ногу.
Когда дед подсаживался к конторке, тот вставал сзади, положив лапы на спинку стула.
Поздними вечерами чудовищный заяц встречал его в проулках, чихая и тряся ушами.
Забравшись в постель, дед напрасно крутился с бока на бок: заяц не исчезал.
Измучившись вконец, Жером Палан засыпал. Но тут же просыпался от страшной тяжести, давившей ему на грудь. Он открывал глаза и видел зайца, сидевшего у него на животе и, как ни в чем не бывало, тершего себе нос передними лапами.
Но ни бабка, ни дети ничего не видели. Несчастный явно боролся с какими-то видениями, и они решили, что их отец сходит с ума.
Семья загрустила.
Но вот, после очередной кошмарной ночи мой дед встал с постели с самым решительным видом.
Он натянул сапоги с подковами, кожаные гетры, взял ружье, вычистил его, продул, зарядил потуже, отвязал собак и зашагал по рамушанской дороге.
Читатель помнит, что это была та дорога, по какой Жером Палан шел в ночь на 3 ноября.
Видя все это, бабка только радовалась, надеясь, что любимое занятие отвлечет мужа от странной тоски.
Она вышла на порог и долго смотрела ему в спину.
Был конец января.
Густой туман покрывал все поле. В лощинах его пелена становилась совсем уж непроницаемой. Но знавший дорогу, как свои пять пальцев, Жером Палан вышел прямо к злополучному перекрестку.
До кустов, за которыми он прятался в ночь святого Губерта, оставалось шагов десять, как вдруг с того места, где упал Тома Пише, выскочил не дававший ему покоя заяц. Дед тут же узнал его по ненормальным размерам.
