— Спасибо за обещание. Но следует…
— Что?
— … следует произнести эту клятву в более торжественной обстановке. Завтра утром, в семь часов, вы снова поклянетесь в нашей маленькой церкви, перед Богоматерью, у ног которой я однажды стояла на коленях, когда вы вошли и я поняла, что вы рядом.
— С радостью, Эдмея.
— Хорошо; мы встретимся через час или когда вам будет угодно.
В тот миг, когда г-жа де Шамбле поднялась, мне показалось, что граф снова окинул ее вопрошающим и еще более настойчивым взглядом, но Эдмея ушла с таким же безучастным или, вернее, бесстрастным видом, как обычно.
Взглянув на карточный стол, я увидел, что удача изменила нашему хозяину и он стал проигрывать. Один из игроков сорвал банк, и граф снова сделал ставку. Золотые монеты, которые он доставал из кармана горстями, таяли на глазах, словно он швырял их в бездну. Лицо г-на де Шамбле оставалось невозмутимым, если не считать нервного тика, повторявшегося все чаще. Всякий раз, когда слуги разносили подносы с напитками, делая это с какой-то особой расточительностью по отношению к хозяевам дома, граф выпивал бокал шампанского или чашку пунша. Вскоре его карманы оскудели; я увидел, как он лихорадочно разорвал новую колоду карт и стал писать карандашом на обороте карт числа, чтобы заменить ими деньги. Я подсчитал, что, судя по тому золоту, которое прошло через руки графа, он проиграл примерно пятнадцать — двадцать тысяч франков.
Он был всецело сосредоточен на игре, и я понял, что могу незаметно удалиться. В самом деле, когда я вышел из гостиной, игроки не удостоили меня взглядом. Даже если бы в усадьбе случился пожар, никто, наверное, не обратил бы на это внимания, пока огонь не запылал бы в гостиной.
В прихожей не было ни единой души. Очевидно, слуги были заняты своими делами на кухне. Никто не видел, как я поднялся по лестнице.
Когда я проходил по коридору, дверь Эдмеи приоткрылась. Она ждала меня и, не изменив своему слову, с милой улыбкой протянула руку. Волосы графини были распущены, как утром, и я поблагодарил ее.
— Разве вы сами не просили об этом? — спросила она.
Я взял волосы Эдмеи, такие длинные, что они могли бы служить мантией для королевы, прижал их к груди, поцеловал и вернулся к себе, опьяненный ароматом своей возлюбленной.
О! Лишь немногие женщины знают, что важен не только подарок, но и то, как его преподносят! Нежные любящие души всегда дают вдвое больше, чем следует, в то время как заурядные дают вдвое меньше. Первые сводят нас с ума от счастья, а вторые просто делают влюбленными.
Войдя в комнату, я, как советовала графиня, не стал зажигать свечи, а направился к окну и открыл его. Эдмея уже стояла на балконе.
— Мы одни? — спросил я.
— О! Совершенно одни, но наедине с природой, где все живет, дышит и трепещет.
— И любит! — прибавил я. — Избави меня Бог не чувствовать в этот миг, когда благодаря вам все мои ощущения невиданно обострились, повсеместное трепетание природы, не прекращающееся ни ночью, ни днем. Когда половина Божьих тварей спит или отдыхает, другая половина бодрствует и движется. Нет, дорогая Эдмея, я лишь хотел задать вам прозаический вопрос, не боитесь ли вы, что нас потревожат, и не забыли ли запереть свою дверь.
— Я привыкла запирать ее еще с детства, друг мой, когда была в пансионе, ведь детям вечно кажется, что их подстерегает неведомая опасность. С годами я стала разумнее, и страх прошел, но я продолжаю машинально повторять то же действие. Не имеет значения, Макс, закрыта или не закрыта моя дверь; никто не станет штурмовать этот бастион, и его порог так же безгрешен, как порог моей девичьей комнаты в Жювиньи.
— Эдмея! — воскликнул я, чувствуя, как бьется мое сердце. — Вы уже несколько раз намекали на нечто невозможное, и это сводит меня с ума. Ради Бога, объясните, что вы хотите сказать.
— Всему свое время, друг; возможно, когда-нибудь вы узнаете все тайны моей жизни, но не торопите события. Мне кажется, что сейчас нас ведет сам Бог, и не будем ему мешать. Скажите, что делал господин де Шамбле перед тем, как вы ушли?
— Я не знаю, следует ли мне говорить вам это, бедная подруга, ибо, хотя вы равнодушны к земным благам, последствия пагубной страсти графа неизменно повергают вас в уныние. Перед тем как я ушел из гостиной, господин де Шамбле очень много проиграл.
— Несчастный человек!
— А теперь, Эдмея, позвольте мне, в свою очередь, вас спросить. По-моему, граф весь вечер ждал от вас чего-то, а вы не захотели ему ответить.
— Вы заметили это, Макс?
— Да, и, признаться, его взгляды и нетерпеливые жесты вызвали у меня некоторые опасения. Что он просил, вернее, требовал от вас?
— Я не могу просветить вас относительно всего и отвечу лишь на последний вопрос.
— Вы мой маяк, Эдмея, и я вижу лишь то, что вы озаряете своим светом, а все остальное для меня покрыто мраком.
— Хорошо, я скажу. Муж хочет, чтобы я согласилась продать усадьбу в Берне — единственное, что у меня осталось.
— Вы говорили это во время магнетического сна и, съездив в Париж, я убедился, что вы не ошиблись.
— Именно этим я озабочена. За три года граф растратил два миллиона! Что ж, признаюсь, я боюсь лишиться последней части отцовского наследства и облачиться в нищенские лохмотья. Если он продаст поместье в Берне, у нас ничего больше не останется. Граф и так уже одолжил под мою доверенность сотню тысяч франков, но срок документа истек, и я отказалась его продлить. Муж привез из Парижа чистый бланк купчей, и вчера, а также позавчера мы вели бесконечные споры по этому поводу. С любимым человеком, с вами, Макс, я безропотно терпела бы нужду и даже нищету, но с нелюбимым нищета — вдвойне тяжкая ноша, а я не люблю господина де Шамбле. Завтра, если он проиграл, как вы сказали, мы снова будем пререкаться. Эти ссоры меня пугают не потому, что я боюсь уступить — мой дух достаточно силен, но они убивают меня физически.
Я собрался было ответить, но заметил, что графиня к чему-то прислушивается, с тревогой устремив взгляд в свою комнату.
В тот же миг раздался резкий настойчивый стук в дверь.
— Кто там? — вздрогнув, спросила Эдмея.
— Я, сударыня, — послышался голос графа.
— Макс, — сказала графиня, — дайте честное слово, что не будете вмешиваться, что бы ни случилось и что бы вы ни услышали, если я сама вас не позову.
— Однако, Эдмея…
— Обещаете? Не заставляйте меня ждать, Макс.
— Обещаю.
— Хорошо.
Затем, обернувшись, она произнесла:
— Я здесь, сударь.
— Можно вас увидеть?
— Да.
