— Валяй же, прикидывайся и дальше ангелочком, — проворчал Сюркуф. — Ты не притрагивался к ней потому, что не было достойных противников!
— Как, господин Сюркуф, и даже в вашем лице? — спросил генерал. — Когда-то о вас ходила слава как об искусном фехтовальщике.
— Только в Сен-Мало, мой генерал, в Сен-Мало! И тогда же, единственный раз, когда я встретился с этим господином с рапирой в руке, этого одного случая хватило, чтобы испортить мне репутацию!
В эту минуту вошел сын генерала Декана.
— Подойди сюда, Альфред, — позвал его отец, — и возьми урок фехтования у месье Сюркуфа. Ты ведь уверяешь, что силен в фехтовании, ну а слава господина Сюркуфа известна всем. Итак, я надеюсь, вы не откажете мне в услуге? Проведите с ним занятие и проучите этого фата.
Молодой человек улыбнулся и с самоуверенностью, свойственной молодости, подошел и снял две рапиры и две маски:
— Сударь, я буду вам бесконечно признателен, если вы не откажете моему отцу в той услуге, о которой он просит, — с достоинством произнес он, протягивая Сюркуфу шпагу и маску.
И Сюркуфу не оставалось ничего иного, как принять вызов. Он отложил в сторону шляпу, скинул фрак, надел на лицо маску и поклонился генералу.
— Я в вашем распоряжении, генерал, — сказал он, — так же, как и в распоряжении вашего сына.
— Господа, — ответил генерал, усмехаясь, — ожидаем от вас поединка в духе Энтелла и Дареса
[63]
.О, господин Рондо, — добавил он, — вы как раз вовремя! Господа, представляю вам господина Рондо, он известен также как один из наших лучших стрелков, поскольку у нас с оружием управляются все, и даже банкиры. Мой дорогой господин Рондо, это господин Сюркуф, с которым вы давно знакомы, а это господин Рене, которого вы еще не знаете, но которого, как я понимаю, связывают с вами деловые отношения.
— А! — ответил Рондо, — не с господином ли Рене де…
— Просто Рене, сударь, — ответил Рене, — что, однако, не помешает ему назваться вашим покорным слугой, если позволите.
— Что вы, сударь, — отозвался господин Рондо, взявшись руками за подмышки и выпячивая круглый живот, — это я ваш покорный слуга — в размере трехсот тысяч франков и даже сверх того.
Рене поклонился.
— Однако мы задерживаем этих господ, — сказал он, — что ж, господа, скрещивайте оружие.
Сюркуф и Альфред Декан заняли позиции, один с неподвижностью статуи — стоит ли говорить, что это был Сюркуф, а второй — с уверенностью и грацией молодости.
Была заметна разница в стилях обоих: один — тяжелый, медлительный, несколько прямолинейный, полагался на простые приемы в защите; у второго шпага мелькала, как спицы мельницы, он сходился, сейчас же отступал, иногда без видимой причины, точно не мог устоять на месте, — и постоянные терсы или кварты. Но, на первый взгляд, ни один заметно не превосходил другого.
Молодой человек раз задел Сюркуфа, тот за десять минут, тесня юношу, коснулся его дважды.
Альфред салютовал Сюркуфу, признал свое поражение и передал рапиру банкиру.
Генерал был прав, когда говорил, что все на острове Франции в то время владели оружием, даже банкиры. Господин Рондо скинул фрак, достал из него бумажник, переложил в карман панталон и занял позицию.
Между ним и Сюркуфом завязался абсолютно равный обмен ударами. Каждому удалось задеть по два раза другого; Сюркуф первым снял маску и протянул свою рапиру Рене.
— Мой милый Сюркуф, — ответил Рене, — ты знаешь мое отвращение к поединкам, из которых устраивают спектакль, особенно если галерка знает толк в этом деле. Позволь мне последовать твоему примеру и остаться при той славе, которую ты мне создал и которую могу испортить, пытаясь подтвердить ее.
— Господа, — обратился ко всем Сюркуф, — какой я ни близкий друг Рене, но видел его в поединке лишь однажды, когда ему нужно было показать себя, то есть по той же причине, что и сегодня. Будем же к нему снисходительны, как не были друг к другу, и не примем за дерзость его скромность. И потом, — прибавил он, — как я понимаю, часы скоро пробьют обед.
Торжествующая улыбка показалась на полном и широком лице г-на Рондо, напоминавшем в эту минуту цветущий пион.
— Поскольку сударь не желает оказать мне чести биться со мной, отложим это дело до другого раза.
Рене поклонился, а Сюркуф вернул свою рапиру и маску в общую коллекцию оружия, откуда их взяли.
Вскоре действительно послышался бой часов, и показалась г-жа Декан, спустившаяся навстречу гостям на несколько ступенек. Все направились к дому; молодой человек, будто школьник, подбежал к матери, с которой не виделся с утра, и бросился ей на шею.
Гости кланялись и говорили положенные комплименты, между тем как все ждали, кто будет в этот вечер кавалером г-жи Декан.
— Подайте руку вашей милой хозяйке, господин Рене, — прервал сцену ее муж.
Рене поклонился и, с обычным изяществом предложив руку, проводил госпожу Декан до самой столовой.
Как всегда первое блюдо прошло под звяканье вилок и ножей и под стук тарелок; наконец г-н Рондо выпрямился, удовлетворенно вздохнул и повернулся к Рене:
— Вчера в перерыве, господин Рене, я зашел выпить кофе в «Кафе де ла Комеди» и там увидел, как один человек, вокруг которого сгрудились остальные, им что-то рассказывал. Рассказчик мне показался моряком, прибывшим из Бирмы. Он рассказывал такие невероятные вещи о своем капитане, что я слушал и не мог сдержать смех.
— И что он рассказывал, господин Рондо? — спросил Рене.
— Он рассказывал, как одним ударом своей абордажной сабли он разрубил надвое питона, до этого задушившего двух слонов.
— И это вам показалось смешным?
— Естественно, черт возьми!
— Уверяю вас, что если бы вы были там, вам было бы не до смеха.
— Вы, стало быть, принимаете меня за труса, господин Рене?
— Я не говорю этого, сударь, но бывают зрелища, способные напугать и самых храбрых. И тот, кто это вчера рассказывал, сам убил тигрицу и таскал за шкирки ее детенышей; но этот человек, когда появился питон, затрепетал, как дитя, а он, уверяю вас, был не трус.
— Но тогда он, по крайней мере, хвастун, потому что утверждал, что змея была пятидесяти семи футов в длину.
— Ее длину измерял он, а не я, — спокойно ответил Рене.
— И значит, это вы его капитан.
— Да, сударь, если человека зовут Франсуа.
— Да, да, именно этим именем все к нему и обращались. И питон задушил двух слонов?
— Я не знаю, душил ли он, сударь, но я слышал, как хрустнули их кости, будто в зубах охотничьей собаки. И между тем это были его последние минуты агонии: двумя пулями я размозжил ему голову.
