Он еще несколько минут смотрел на нее, все еще надеясь на то, что еще одно слово или невольное движение выдадут в ней остатки жизни.
Но нет, она была мертвой, совсем мертвой.
Он принес ее тело обратно в комнату, положил на кровать и скрестил ей руки на груди. Затем он ударил в гонг.
Сбежались все, и первые — Элен и сэр Джеймс.
— Все кончено, — сказал он.
Со всех сторон послышались плач и причитания; Элен подошла к кровати и протянула руку, чтобы опустить сестре веки, которые оставались открытыми.
— О, нет! — вскричал Рене, мягко отводя руку Элен. — Вы знаете, что это она поручила мне.
И он опустил ей веки, которым суждено было открыться теперь уже от сияния неведомого светоча, который сопровождает души сквозь вечность.
Чуть успокоившись, Рене выскочил из комнаты, бросив на бегу:
— Оставайтесь рядом с телом; если у этого тела есть душа, я заберу ее с собой.
И в самом деле, по крайней мере одному из них двоих стал доступен в эти часы секрет той великой загадки, о которой они столь часто заводили беседу под звездным небом.
Рене любил Жанну любовью нежнейшего друга и преданного брата, но не как любовник. Этот человек, отлитый из бронзы, который мог в любую минуту пустить пулю в человека, словно в собаку, и наблюдать за тем, как корчился этот человек у его ног, с таким же безразличием, как за пристреленной собакой, сейчас нуждался в одиночестве, чтобы выплакаться.
Смерть, которой была сражена Жанна, и жаркий климат не оставляли надежд на долгие проводы. Священник один оставался в комнате с покойницей. Элен вернулась к себе и всю брачную ночь на руках у мужа оплакивала сестру. Наконец, старый Реми с сыновьями взяли на себя все хлопоты, связанные с похоронами: в то время как Жюстин украшал цветами часовню, Адда омыла тело и уложила его, в окружении гвоздик, на тюфяк и подушку из нитей алоэ. Гроб был сколочен Жюлем и Бернаром из тикового дерева.
В этот же день в пять часов забил гонг, возвещавший о том, что начинается обряд похорон. Все собрались перед большим домом у крыльца, на котором и был выставлен гроб. Здесь были произнесены новые молитвы, и гроб, который несли четверо молодых людей, был внесен в часовню.
Рене выпустил слонов из загона; те, словно могли понять случившуюся у людей беду, оглядели присутствующих и, заметив ли отсутствие девушки или просто догадываясь, какая скорбь всеми овладела, в согласии присоединились к общему горю. Подобно двум каменным гигантам беззвучно и неподвижно замерли они часовыми перед входом в часовню.
Жанну похоронили в той же могиле, в которой уже были похоронены Ева и виконт Сент-Эрмин; затем, как у первобытных народов, религиозная церемония закончилась большим поминальным застольем, в котором участвовали даже самые низшие из рабов колонии.
Жанна умерла, и Рене решил не откладывать свой отъезд, назначив его на второй день после похорон. Несмотря на то, чем ему была обязана Элен, и ту службу, которую сослужил сестрам он, его присутствие вызывало печаль. Жанну свела в могилу ее любовь к этому молодому человеку; и Элен, не зная ни его настоящего имени, ни истории злоключений, против своей воли обвиняла его в смерти сестры. Посреди бурных благодарностей она вдруг заикнулась об их долге ему за поездку в Бирму, но Рене только взглянул на нее с такой улыбкой и с такой любезностью поцеловал ей руку, что Элен поняла: настаивать совершенно бесполезно. Предвидя этот отказ, Элен напоследок предложила ему взять с собой в дорогу сундучок, изготовленный Жюлем и набитый драгоценными камнями. Но Рене с печалью вынул из-за пазухи мешочек, вышитый Жанной, поцеловал его, открыл и показал Элен содержимое.
А среди камней из сундука Жюля указал на самый крупный сапфир.
— Камень скорби, — сказал он, — я закажу себе перстень, с которым не расстанусь никогда.
Элен подставила Рене сначала одну щеку, потом другую…
— Вот тогда, — сказала она, — подарок сестры своему брату.
И они обнялись.
На следующий день все было готово к отъезду; караван был тот же, что и в день прибытия, только слонов, которых Жанна пожелала держать в колонии, Рене оставил; тогда сэр Джеймс, надеясь, что ему повезет больше, чем Элен, спросил о цене, в которую слоны могли обойтись.
— Их попросила у меня Жанна, — ответил Рене, — я подарил их ей, они принадлежат ей.
На второй день, едва занялся рассвет, караван был в полной готовности и дожидался во дворе дома.
В какое-то мгновение всех встревожил Рене: он не спускался, а когда сходили за ним, в комнате его не было. Было уже решено отправиться на его поиски, как все увидели его выходящим из часовни: часть ночи он провел рядом с гробом Жанны.
Оставалось навестить только слонов, Омара и Али. Те сначала подумали, что он их искал, чтобы взять с собой, но вскоре догадались, что им суждено остаться. И, поскольку еще не были джентльменами, чтобы скрывать свою печаль, они ее выразили перед Рене самыми откровенными и бесцеремонными жестами.
На том же месте, где они впервые встретились, теперь они расставались. Сэр Джеймс хотел непременно подарить Рене лучшую из его винтовок, а Рене в обмен вручил ему одно из своих ружей. Элен уже отдала ему то, что больше всего хотела дать, обе щеки для поцелуя.
Было решено, поскольку в караване не было женщин, обыкновенно замедлявших движение, сделать всего одну остановку на пути из Земли бетеля в Пегу: остановиться на ночлег запланировали у озера, а на следующий день одним броском достичь Пегу.
Рене и Франсуа вскочили на своих маленьких бирманских лошадей, которые могли неутомимо нестись весь день во весь опор; впрочем, люди, которые сопровождали их, оказались еще удивительнее и еще неутомимее лошадей.
В полдень приостановились в чаще леса, чтобы переждать жару. Рене, нагруженный бетелем, которым его в избытке снабдили братья, раздал часть его своим людям, пообещав наградить их такими же количествами вечером, а потом и на следующей остановке.
Через пять часов они были у озера.
Едва добрались до него, как несколько негров и индусов бросились купаться, хотя вдали были хорошо видны над поверхностью озера, похожие на вырванные с корнем деревья, неподвижно замершие, всех размеров многочисленные туловища кайманов. Пловцам нечего было с себя снимать, не считая подобия юбки голубого цвета, надеваемой на талию и длиной до колен.
Они скинули их и устремились в воду.
А тем временем Рене и Франсуа сторожили, с ружьями наперевес, переводя взгляды с озера на лесную чащу, близко подступавшую и вблизи редеющую.
LXXXI
ВОЗВРАЩЕНИЕ (2)
Внезапно один из купальщиков вскрикнул и скрылся под водой: это кайман незаметно подобрался к нему, схватил за ногу и тащил под воду. При этом крике ужаса и отчаяния другие купальщики бросились к берегу; как вдруг позади одного из них воду взбурлила огромная рептилия. Тот, за которым она гналась, удвоил усилия и вскоре достиг берега. Не успел он ступить на него, как позади показалась из воды голова, и вот уже передние лапы чудовища скребли землю. Негр, шагов на десять опережавший зверя, побежал что есть сил в сторону Рене.
