Рене разрывали рыдания.
— Ах, замолчите, Жанна, — приговаривал он, — замолчите.
— Каждый раз, когда вы будете смотреть на одно из этих трех убранств, вам придется вспоминать обо мне.
— О, Жанна, Жанна, — воскликнул он, — как вы можете думать, что я забуду о вас!
— Я хочу воды, Рене, дайте мне воды.
Это желание было единственным, которое она высказывала с утра вот уже несколько раз.
Рене протянул ей стакан с водой, которую она стала с жадностью глотать.
Лицо Жанны потемнело, она слабела все больше и больше.
— Никто не хочет справиться обо мне? — спросила Жанна. — Мне кажется, моя сестра Элен слишком буквально вняла моей просьбе умереть у вас на руках.
Рене с горечью видел, что Жанна в глубине души обвиняла сестру в безразличии, и упрекал себя в том, что скрыл, как приходила ее сестра.
— Не обвиняйте Элен, — сказал он, — она навещала вас, когда вы спали.
— А-а, — улыбнулась Жанна, — я не ошиблась, это ее я видела во сне и приняла за ангела небесного. Милая Элен, ей так мало нужно, чтобы быть похожей на ангела, ей не хватает только крыльев.
— Жанна, — сказал Рене, — я не покину вас ни на мгновение, но вы причините боль людям, любящим вас, если не примете их и не попрощаетесь, расставаясь навеки.
— Вы правы, Рене, созовите всех.
Рене мягко опустил ее голову на подушку и вышел, чтобы позвать Элен.
— Сядьте опять подле меня, когда вернетесь; никто не вправе, кроме вас, занимать это место до самого конца. Потом, ночью, я скажу, что хочу спать, все выйдут, и вы отнесете меня на веранду, где мы провели столько прекрасных часов, и на ваших коленях я попрощаюсь с небом, звездами, вселенной и вами.
На лестнице послышался звук шагов тех, кто поднимался, чтобы помолиться у ложа Жанны; сначала вошла ее сестра Элен, затем сэр Джеймс Эспли и после — священник.
За ними показались старый Реми, его трое сыновей, Адда и Франсуа. За Франсуа входили работники, прислуга, негры и негритянки.
Все опустились на колени.
Рене сидел у изголовья умирающей. Священник стоял посреди комнаты, остальные окружали его, коленопреклоненные.
Отец Луиджи, достойный человек, вс всех обстоятельствах умел находить те уместные и приличествующие случаю слова. Его речь была трогательным прощанием с девушкой, которой остались неведомы тайна взаимной любви, счастье в браке и в материнстве; этим земным радостям он убедительно противопоставил небесную благодать, предназначенную Всевышним для избранных.
Жанна второй раз потеряла сознание.
Священник первым решился произнести:
— Мне кажется, мы без нужды утомляем больную; нет сомнений в том, что это целомудренное дитя не нуждается в молитве, перед тем как перенестись на небеса.
Рядом с Жанной остались Рене, Элен и сэр Джеймс; затем Рене дал ей понюхать пузырек с солью; она вздрогнула, сделала несколько инстинктивных движений, открыла глаза и улыбнулась, увидев себя в окружении людей, которые любили ее и которых любила она, а в часовне колонии встречи с ней ждал ее отец. Она протянула руку к Элен, и Элен во второй раз кинулась в ее объятия.
— Ты знаешь, что я не могла больше жить, моя милая Элен, — сказала Жанна, — я просила у бедной женщины совета, чтобы умереть как можно менее болезненно, без больших мучений; она рассказала об укусе шахматной змеи. Если я умру, значит, я хотела умереть, и не стоит меня жалеть. Если бы Рене меня оставил сегодня, я бы умирала медленно, в горечи и тоске; это я его покидаю, по своей доброй воле; несчастье, которое приходит само, всегда можно пережить — и только с бедой, которую насылает на тебя несчастливая судьба, смириться невозможно. Посмотри на меня, как я спокойна и как счастлива. Ты бледна, неужели мы поменялись ролями? Ты плачешь, а я улыбаюсь. Ну, моя милая Элен, чтобы смерть была такой, которую я чаяла, нужно, чтобы я умерла на его плече, как сейчас, и чтобы его дорогие мне руки скрестили навечно мои на груди. Тебя ждут долгие годы счастливой жизни, милая Элен, мне же остались минуты. Оставь меня наедине с ним, сестра; он принесет тебе весть о том, что все кончено для нас на этом свете. И ниспошлет нам Бог встречу в мире ином!
Элен в последний раз прижала к себе Жанну, затем сэр Джеймс пожал обе ее руки: спокойные, как всегда, черты его лица нарушала болезненная дрожь, а в с силой прищуренных глазах сверкали слезы. Затем он обвил Элен рукой за талию и повел ее, прижимая к своей груди ; словно боялся. что смерть отнимет и ее.
Бремя миновало, ночь наступила, и хотя в комнате не было света, эта ночь была такой светлой, что выглядела сумерками.
— Должно быть, час настал, — сказала Жанна, — я чувствую, как холод поднимается по мере того, как я опускаюсь в могилу; я не страдаю, я просто чувствую невозможность жить дальше. — Она указала на свою талию: — Отсюда и дальше вниз жизни больше нет. Отнеси меня на наш балкон, я хочу попрощаться там с тобой и там же умереть.
Рене поднял девушку, отнес ее на балкон и усадил к себе на колени.
Здесь она, казалось, задышала и ожила. Ночь была такой же прозрачной, что и накануне. Рене видел дорогу к пустоши, по которой тогда шла Жанна; как подошла к ней негритянка, слышал ее крик и падение; как скорчилась негритянка после его выстрела; все это явилось к нему не воспоминаниями, а видениями. Он разразился рыданиями.
Прижимая к своему сердцу Жанну, он вскричал:
— О, Жанна, милая Жанна!
Жанна улыбнулась.
— Как хорошо, что ты не сказал мне этого позавчера, — ответила она, — я бы не решилась тогда умереть.
Она на мгновенье замолчала; ее глаза, казалось, расширились от желания охватить разом небо и Рене:
— Сожми же меня в своих руках, я почувствовала, что ты далеко и позволишь мне угаснуть вдали от себя.
— О, нет, нет! — проговорил Рене. — Напротив, я сжимаю тебя в своих объятиях изо всех сил, которые у меня есть.
— Б таком случае, — ответила Жанна, — это смерть притягивает меня к себе. Защити меня, Рене, защити меня.
И она обвила своими руками шею Рене и спрятала голову на его груди. Рене склонился к ее голове своею.
Вдруг он почувствовал, как она вздрогнула.
Рене поднял голову и увидел лицо Жанны, искаженное гримасой муки.
— Ах! — воскликнула она. — Он ужалил меня в сердце, он ужалил меня в сердце.
И снова привлекла к себе молодого человека, их губы соприкоснулись.
— Прощай! Прощай! — сказала она и добавила едва внятно: «Может быть, до свидания».
Ее тело безжизненно повисло на руках Рене.
Рене посмотрел на нее: ее глаза оставались открытыми, и казалось, они все еще видели; он положил руку на ее сердце: оно больше не билось; он прижался щекой к ее губам: их жар угас — с последним выдохом, едва заметной тенью промелькнувшим по ее лицу, вылетела и ее душа.
