С молодых лет он пристрастился к табаку, но нюхал его не более трех-четырех раз в день и тогда брал небольшие понюшки из очень элегантных золотых или эмалевых табакерок.
В этот день Бурьен в половине шестого, как обычно, спустился в кабинет, распечатал письма и положил их на большом письменном столе — самые важные вниз, чтобы Бонапарт прочел их последними и они запомнились бы ему.
Когда часы пробили семь, он решил, что пора будить генерала.
Однако, к своему огромному удивлению, он застал г-жу Бонапарт одну и в слезах.
Излишне говорить, что у Бурьена был ключ от спальни Бонапарта и при необходимости он мог войти туда в любое время, днем и ночью.
Увидев Жозефину в слезах, Бурьен хотел было уйти. Но она удержала его и велела сесть на край кровати. Она очень любила Бурьена и знала, что ему можно довериться.
Встревоженный, Бурьен приблизился.
— О, сударыня, — спросил он, — не случилось ли чего с первым консулом?
— Нет, Бурьен, нет! — отвечала Жозефина, — случилось со мной…
— Что же, сударыня?
— Ах, милый Бурьен, я так несчастна!
Бурьен рассмеялся:
— Я, кажется, знаю, в чем дело, — сказал он.
— Поставщики… — пролепетала Жозефина.
— Отказываются отпускать вам товар?
— О, если бы только это!
— Неужели они имели наглость потребовать денег? — смеясь, спросил Бурьен.
— Они угрожают мне преследованием! Представьте мое смятение, дорогой Бурьен! Что, если они обратятся прямо к Бонапарту!
— Неужели вы думаете, что они осмелятся?
— Именно так!
— Но это невозможно!
— Вот, возьмите…
Жозефина вытащила из-под подушки бумагу с гербом Республики.
Это было адресованное первому консулу требование погасить долги его жены, г-жи Бонапарт, — сорок тысяч франков за перчатки.
По счастливой случайности письмо — оно было составлено по поручению г-жи Жиро — попало в руки жены, а не мужа.
— Черт побери! — сказал Бурьен. — Это уже серьезно! Похоже, вся ваша свита пользовалась услугами этой дамы…
— Вовсе нет, дорогой Бурьен, эти сорок тысяч — только за мои перчатки.
— Только за ваши?
— Да.
— Значит, вы не платили десять лет?
— Я полностью расплатилась с торговцами 1 января в прошлом году. Я выплатила им триста тысяч франков. Я так дрожу теперь именно потому, что хорошо помню гнев Бонапарта в тот раз.
— И вы потратили сорок тысяч на перчатки с 1 января прошлого года?..
— Похоже, что так, раз с меня требуют именно столько денег.
— Допустим, но чего же вы хотите от меня?
— Если Бонапарт сегодня в хорошем настроении, я бы хотела, чтобы вы поговорили с ним об этом.
— Но, прежде всего, почему он не с вами? Не случилось ли семейной ссоры?
— Нет, совсем нет! Вчера вечером он ушел вместе с Дюроком в прекрасном настроении, чтобы «прощупать», как он выражается, настроения парижан. Он, должно быть, поздно вернулся и, чтобы меня не беспокоить, лег в своей холостяцкой комнате.
— Если он в хорошем настроении и я заговорю с ним о ваших долгах, а он спросит, насколько они велики, что мне сказать?
— Ах, Бурьен!
Жозефина спрятала голову под одеяло.
— Цифра настолько ужасна?
— Она огромна!
— Ну же, сколько?
— Я не решаюсь сказать…
— Триста тысяч франков?
Жозефина вздохнула.
— Шестьсот тысяч?..
Снова вздох, еще более горестный, чем первый.
— Признаюсь, вы меня пугаете, — сказал Бурьен.
— Я всю ночь провела в подсчетах с моей милой подругой, госпожой Гюло. Она прекрасно разбирается в этом, а я… Бурьен, вы сами знаете, я ничего в этом не понимаю.
— И вы должны…
— Более миллиона двухсот тысяч франков.
Бурьен отшатнулся.
— Вы правы, — сказал он на этот раз без тени улыбки, — первый консул будет в ярости.
— Мы скажем ему только о половине долга, — сказала Жозефина.
— Скверная мысль, — ответил Бурьен, качая головой. — Раз уж вы решились, советую признаться во всем.
— Нет, Бурьен! Нет, ни за что!
— Но где же вы возьмете другие шестьсот тысяч?
— О! Ну, во-первых, я больше не буду делать долгов, от этого слишком большие неприятности.
— А другие шестьсот тысяч? — повторил Бурьен.
— Я понемногу выплачу их из своих сбережений.
— Вы не правы. Первый консул не ожидает услышать о чудовищном долге в шестьсот тысяч, и сердиться из-за миллиона двухсот он будет не больше, чем из-за шестисот. Кроме того, чем сильнее удар, тем больше он ошеломит его. Он даст нужную сумму, и вы навсегда рассчитаетесь с долгами.
— Нет, нет! — воскликнула Жозефина, — Не просите меня, Бурьен! Я знаю его, у него случится припадок от ярости, а я совершенно не могу выносить его грубость!
В эту минуту послышался звонок — Бонапарт звал дежурного — несомненно, затем, чтобы узнать, где Бурьен.
— Это он, — сказала Жозефина, — он уже в кабинете. Идите скорее к нему, и если он в хорошем настроении…
— Миллион двести тысяч, не так ли? — спросил Бурьен.
— Нет! Ради всего святого, шестьсот и ни су больше!..
— Вы так решили?
— Умоляю вас!
— Хорошо.
И Бурьен ринулся к маленькой лестнице, которая вела в кабинет первого консула.
II
КАК ВЫШЛО, ЧТО ДОЛГИ ЖОЗЕФИНЫ ОПЛАТИЛ ВОЛЬНЫЙ ГОРОД ГАМБУРГ
Вернувшись в большой кабинет, Бурьен увидел первого консула возле письменного стола читавшим утреннюю почту, уже, как было сказано, распечатанную и просмотренную Бурьеном. На первом консуле была форма дивизионного генерала республики: синий редингот без эполет, расшитый золотыми лавровыми листьями, замшевые штаны, красный жилет с широкими лацканами и сапога с отворотами.
Услышав шаги секретаря, Бонапарт обернулся.
— А, вот и вы, Бурьен, — сказал он. — Я звонил Ландуару, чтобы он позвал вас.
— Я спускался к госпоже Бонапарт, генерал, полагая, что найду вас там.
— Я спал в большой спальне.
— О! — воскликнул Бурьен, — в кровати Бурбонов!
— Ну да.
— И как вам там спалось?
