Бесконечная неделя прошла, и настал день, назначенный для свадьбы.
XXVIII
Рано утром весь дом был разбужен шумною музыкою, которая раздавалась на первом дворе; я проворно оделся и подбежал к окну. На дворе была толпа музыкантов, а за ними длинный ряд мужчин; двое первых несли на плечах козленка и барашка с вызолоченными рогами и копытами, остальные баранов и овец, которые должны были составлять стадо молодой. За ними двенадцать слуг несли на головах закрытые корзинки с разными тканями, нарядами, драгоценными вещами и деньгами. В заключение процессии шли мужчины и женщины, поступающие в службу к молодой. Константин и Фортунат отворили им ворота, и они перешли с первого двора на второй, а потом в павильон, где и поднесли Стефане подарки, присланные женихом. Вскоре потом пришел и он сам со своими родственниками. Женщин ввели к Стефане, мужчины остались вместе. Через час пришли звать нас к невесте; она ждала нас, сидя на софе в одной из нижних комнат, в которых я еще не бывал; они были расположены так же, как в квартире Константина, только лучше убраны.
В это время невесту нарядили, и к чести будущих горничных Стефаны надобно сказать, что они сделали все, что могли, чтобы скрыть красоту госпожи своей под множеством самых странных украшений. Прежде всего в этом удивительном наряде поразил меня головной убор: он был в три этажа и походил на то, что в военных оркестрах называют китайскою шляпой; фундамент пирамиды составляли волосы, а убранством служили золотая бумага, цехины и цветы; на щеках был толстый слой белил и румян, а руки расписаны продольными красными и голубыми полосками, и на всех пальцах было по нескольку колец и перстней.
Впрочем, я принялся рассматривать невесту тогда уже, когда оглядел всю комнату и тщетно искал Фатиницу в группах женщин, которые тут стояли; не найдя ее, я подумал, что она еще одевается. Через несколько минут явилась и она.
Маски на ней не было, румян и белил тоже, и, против обыкновения, никакое постороннее украшение не скрывало, не портило ее восхитительного личика. О, как благодарил я ее в глубине сердца за то, что она показалась мне в первый раз такою, какою создала ее природа, и не заставила отыскивать себя под странными уборами, которые обезображивали большую часть бывших тут женщин. Она окинула глазами всю комнату, и взоры ее на минуту остановились на мне. Никакими словами невозможно высказать того, что выразил мне этот взор. В руках у нее была множество золотых ниток разной величины, но все парами. Нитки, которые были у нее в правой руке, она подавала мужчинам, а из левой женщинам. Каждый взял по нитке; молодой человек и девушка, у которых нитки были ровные, проводили все время свадьбы вместе, потом кавалер должен был отдать нитку своей даме. Если он ей понравился, она связывает обе нитки узелком и кладет под образ Богоматери в надежде, что и на небесах будет связано то, что связано на земле, то есть две жизни, которых эмблемою служат эти золотые нитки. Когда очередь дошла до меня, Фатиница не дала мне времени выбрать, и сама подсунула мне нитку. Потом мужчины пошли отыскивать своих пар и, разумеется, что случай и любовь мне благоприятствовали, что моею дамою была Фатиница.
После этого младшая из подруг Стефаны взяла серебряное блюдо и начала собирать деньги в пользу невесты, как у католиков собирают на церковь и на бедных. Само собою разумеется, что я положил на блюдо все, что у меня было. Обойдя всех гостей, девушка поставила блюдо к ногам Фатиницы. В бедных семействах этот сбор часто составляет все приданое невесты; в богатых употребляется на ризу или лампадку для образа Богородицы. Потом пришел священник с тремя маленькими певчими, из которых один нес образ, а другие двое свечи.
Священник был видный старик с почтенным и прекрасным лицом и с длинною седою бородой. Он обошел всех присутствующих, и все подходили к нему под благословение; наконец он взял невесту за руку и подвел к отцу. Стефана стала на колени, Константин протянул руку над ее головою и сказал:
— Благословляю тебя, дочь моя; будь доброй женою и доброй матерью, как твоя мать, чтобы и у тебя были со временем дочери, которые походили бы на тебя. — Он поднял и поцеловал ее.
Потом началось обручение и венчание по обряду греческой церкви. По окончании церемонии священник посадил Стефану на прежнее место.
Через несколько минут пришли сказать, что все готово, чтобы вести молодую в дом мужа; и все женщины, не исключая и Стефаны, надели свои покрывала.
У дверей стояла верховая лошадь. Стефана села на нее, а за нею поместился маленький мальчик; музыканты пошли вперед; за ними несколько бедных деревенских девочек, которые плясали; в числе их была и та, которой я подарил шелковое платье; потом шли разного рода фокусники, певшие с разными гримасами и кривляниями песни, от которых мужчины хохотали, а женщины, вероятно, краснели бы, если бы их лица не были завешены покрывалами. За фокусниками ехала верхом молодая в сопровождении своих приятельниц; наконец, в некотором расстоянии шли мужчины и впереди всех Константин и Фортунат, рана которого совсем зажила.
Таким образом пришли мы в дом молодого, один из лучших на всем острове. Дверь была убрана гирляндами, а на пороге, усыпанном цветами, горели благовония, как при входе в дом древнего грека. Расположение комнат было такое же, как у Константина, только в нижнем этаже, вместо вооруженных людей его, жили мирные приказчики Христо Панайоти. Пройдя этот портик, мы очутились на втором дворе, наполненном нищими, которые должны были доедать остатки нашего обеда. Потом мы перешли во вторую нижнюю залу, над которой был гинекей, а оттуда в сад, где приготовлен был пир.
Мы обедали в длинной и довольно низкой беседке; стола не было, а обед был расставлен на ковре посреди палатки; обед пышный и совершенно гомерический, потому что в числе блюд были две цельные овцы; в середине стояли мяса, по сторонам разные пироги. Женщины первые сели, поджав под себя ноги по-турецки и держа в руках свои золотые нитки; молодые люди, привязавшие прежде свои нитки в петличку камзола, отвязали их, чтобы доказать право сидеть против своих дам, и сели в том же самом положении, которое было для меня довольно неудобно; но я все забыл, когда уселся против Фатиницы.
Обед был шумный; музыка гремела оглушительно и по временам раздавались духовные и морские песни, самым простодушным и забавным образом перемешанные. Стол продолжался несколько часов, и во все это время я почти не мог говорить с Фатиницею, но зато упивался удовольствием смотреть на нее. К концу обеда кипрские и самосские вина всех развеселили; после десерта мы встали, и начались танцы.
Моя золотая нитка давала мне право быть кавалером Фатиницы, но, увы! Я довольно порядочно танцевал джигу, а о фигурах греческих танцев не имел ни малейшего понятия. Поэтому я принужден был отказаться; но сказал Фатинице, что совершенно к ее услугам и готов танцевать и сделаться смешным, если ей это угодно. Но Фатиница не захотела пристыдить меня: это было самое сильное доказательство любви. Женщина любящая никогда не захочет, чтобы предмет любви ее сделался смешным.
Она пошла танцевать с Фортунатом; еще доказательство любви: она не хотела возбудить во мне ревности, танцуя с другим.
