У Джека засосало под ложечкой. Кажется, он увидел все, что
ему было нужно.
— Отличное мясо! Превосходное мясо! Самое… — продавец сверху
вниз взглянул на Джека, сводя брови в одну линию; глазки под ней были
маленькими, но вовсе не глупыми. — Я слышу, твой желудок распевает песенки,
дружок. Если у тебя есть денежки, я угощу тебя так, как не едят и в раю. Если
же твой карман пуст — убирайся отсюда к дьяволу, чтобы я больше тебя здесь не
видел.
Мальчики-прислужники хихикнули, хотя оба явно устали; просто
смех непроизвольно вырвался у них из груди.
Запах свежеподжаренного мяса не позволял Джеку уйти. Он достал
из кармана палочку покороче и показал на кусок мяса, который лежал вторым
слева. Он не говорил ни слова: так, ему казалось, безопаснее. Мясник взял
огромный нож и отрезал кусок; этот кусок, как заметил Джек, был меньше, чем
купленный фермером, но сейчас это не имело значения. Желудок требовал пищи,
причем немедленно.
Мясник уложил мясо на хлеб и сам подал его Джеку. Потом взял
у мальчика деньги — не две, а три маленьких палочки.
В ушах вдруг зазвучал насмешливый голос матери: «Поздравляю,
Джеки! Ты, оказывается, скряга!» Продавец улыбнулся ему, обнажив гнилые зубы,
ожидая проявления недовольства.
— Ты должен быть благодарен, что я взял всего три, а не
десять или четырнадцать. А я бы мог, ты знаешь… У тебя ведь на лбу написано,
парень: «Я — ЧУЖАК». Так как, будем ссориться?
Хотел ли мальчик ссориться? Он просто не мог себе этого
позволить, и им овладела бессильная ярость — чувство, входящее в привычку.
— Уходи, — коротко приказал мясник. Он ткнул рукой в сторону
Джека; под ногтями запеклась свиная кровь… — Ты получил свою еду. А теперь
проваливай.
Джек подумал: «Я могу показать тебе фонарик, и ты убежишь
отсюда ко всем чертям. Показать тебе самолет — и ты наверняка сойдешь с ума. Ты
вовсе не так умен, как тебе кажется».
Он улыбнулся, и что-то такое было в его улыбке, что не
понравилось мяснику, потому что он отпрянул от Джека, лицо его окаменело, а
брови опять сошлись на переносице.
— Убирайся, я сказал! — заорал он. — Проваливай!
Джек ушел, по-прежнему улыбаясь.
Мясо было очень вкусным. Джек торопливо откусывал от
своеобразного сэндвича, и сок тек по пальцам. Мясо оказалось свининой… и в то
же время — не совсем свининой. Вкус его богаче, ярче, чем вкус обыкновенной свинины.
В Джеке пульсировали разнообразные оттенки насыщения. Вот бы школьные завтраки
были такими же! — подумалось Джеку.
Теперь, немного подкрепившись, он мог с большим интересом
осмотреться вокруг себя… и начал протискиваться через толпу. Больше всего он
напоминал сейчас деревенского мальчишку-ротозея, пришедшего сюда поглазеть по
сторонам. Мужчины, женщины и дети — все словно были рады ему, и он отвечал им
тем же. Все казалось ему интересным и прекрасным. Здесь никто не скучал.
Торговый городок напомнил мальчику Королевский Павильон;
здесь, как и там, тоже смешивались разные запахи (доминировали запахи
поджаренного мяса и пота животных); везде разгуливали празднично одетые люди,
пышущие здоровьем.
Джек остановился возле торговца коврами с вышитыми на них
портретами Королевы. Глядя на них, он вспомнил о матери Хэнка Скофлера и
улыбнулся. Хэнк был одним из одноклассников Джека и Ричарда Слоута в
Лос-Анджелесе. У миссис Скофлер была единственная страсть в жизни — вышивание.
Она бы сумела оценить коврики с изображением Лауры де Луизиан по достоинству —
она, вышивавшая пейзажи Аляски и огромную репродукцию знаменитой «Тайной вечери»,
украшавшую их гостиную.
Внезапно лицо, вышитое на ковриках, начало меняться. Теперь
это была уже не Королева — Джек видел лицо своей матери, ее глубокие темные
глаза, ее тонкую бледную кожу…
Ужасно захотелось домой. В голове пульсировало: «Мама! Эй,
мамочка! Боже, зачем я здесь? Мама!» Он подумал о том, чем она могла бы сейчас
заниматься. Сидеть у окна? Курить? Смотреть на океан? Читать книгу? Включать
телевизор? Гулять? Спать? Умирать?
«Умерла? — ехидно подсказал ему внутренний голос. — Умерла,
Джек? Уже умерла? Как ты полагаешь?..»
Хватит!
Из глаз полились слезы.
— Что-то случилось, дружок?
Мальчик поднял заплаканное лицо и увидел старого торговца,
доброжелательно глядящего на него. Руки моряка были большими и грубыми, но
улыбка — открытой и сердечной, неподдельно искренней.
— Ничего, — вспыхнул Джек.
— Если из-за ничего ты выглядишь так плохо, то как бы ты
выглядел, если бы что-нибудь действительно стряслось, сынок?
— А я что, плохо выгляжу? — спросил Джек, пытаясь
улыбнуться.
Удивительно, но, речь его не показалась собеседнику
странной.
— Голубчик, ты выглядишь так, как будто только что потерял
единственного друга или внезапно увидел оборотня!
Джек все-таки улыбнулся. Продавец ковров достал что-то
из-под большого ковра; что-то овальное с короткой ручкой. Когда он показал
предмет, мальчик увидел зеркало. Зеркало было маленьким и невзрачным. Такие
обычно дают за победу в карнавальных играх.
— Смотри, паренек, — сказал продавец. — Разве я не прав?
Джек глянул в зеркало и обмер. Это, несомненно, был он, но
выглядел он так, будто сошел с экрана диснеевской версии «Пиноккио», в которой
волшебные сигары превращали детей в ослов. Его глаза — обычно голубые и
круглые, как у всех, имеющих англосаксонских предков — стали сейчас карими и
раскосыми. Волосы напоминали конскую гриву. Он попытался одной рукой отбросить
их со лба, и пальцы запутались в прядях. И, что хуже всего, длинные уши свисали
по бокам головы. Когда Джек дотронулся до одного из них, ухо дернулось.
Он внезапно подумал: «Однажды все это уже было… В обычном
мире; в Видениях это было…» Джеку четыре года. В нормальном мире (сейчас он
даже в уме перестал именовать его «реальным») у них в доме был огромный кусок
мрамора с розовой сердцевиной. Однажды, когда Джек играл с ним, камень упал на
цементную площадку и раскололся на множество мелких осколков. Мальчик долго
потом плакал, размазывая грязными руками слезы по щекам. Вот и сейчас его лицо
было таким же, как тогда, много лет назад.
И вдруг с лицом начали происходить чудесные перемены. Глаза
из карих, как у ослика, стали зелеными, как у кота. Уши резко уменьшились и
торчали теперь на макушке.
— Ну вот, уже лучше, — сказал продавец. — Гораздо лучше,
сынок. Я люблю видеть счастливых мальчиков, потому что счастливые мальчики —
это здоровые мальчики, а здоровые мальчики в жизни не пропадут. Так сказано в
«Книге Правильного Хозяйствования», а она всегда права. Хочешь получить
зеркальце?
