— Я готов его выполнить.
— И вы ничего не утаите от меня?
— Ничего…
— И предоставите мне все доказательства, какие у вас есть, не взирая на особ, которых они компрометируют?
— Я предоставлю их вам…
— Хорошо, — тяжко вздохнул король; потом, после недолгого молчания, облокотился локтями о стол, обхватив руками голову, и сказал: — Вы можете начинать, я слушаю вас.
— Вашему величеству, несомненно, уже известна часть того, о чем я намерен рассказать.
— Вы ошибаетесь, — ответил король, сидя в прежней позе. — Король ничего не знает, ибо окружен теми людьми, кому выгодно скрывать от него правду. Поэтому я и выбрал человека, который, открыв мне правду, может надеяться на лучшее.
— И я тем более способен поведать вам правду, ибо скоро двадцать семь лет, как я поступил на службу к королеве, вашей матери. Сначала меня приставили к ней пажом, потом я стал ее секретарем. Я всегда преданно служил королеве и как паж и как секретарь.
— Да, — прошептал Эдуард так тихо, что его едва можно было расслышать. — Да, я знаю, вы преданно ей служили, даже слишком преданно, и как паж и как секретарь, а потом еще и как палач.
— Начиная с какого времени, ваше величество, я должен начать свой рассказ?
— С того дня, как вы начали ей служить.
— Было это в тысяча триста одиннадцатом году, за год до вашего рождения… Прошло уже четыре года, как король Франции, проводив дочь до Булони, отдал ее в царственные руки вашего отца. Англия приняла ее как ангела-спасителя, ибо все на острове надеялись, что ее влияние — тогда она была молода и красива — уничтожит или, по крайней мере, уравновесит влияние министра Гевестона, ведь он был… простите меня, ваше величество, что я говорю с вами о подобных вещах, ведь он был больше чем просто фаворит короля!
— Да, да, я это знаю, — резко оборвал его Эдуард. — Продолжайте.
— Но все обманулись: Гевестон одержал верх над королевой. Когда последняя надежда знати рухнула, то бароны, поняв, что от короля, вашего отца, они смогут добиться своего только силой, подняли оружие против него и прекратили борьбу лишь тогда, когда он выдал им Гевестона; из рук баронов Гевестон попал в руки палача. Вскоре после его казни вы, ваше величество, и появились на свет; все думали, что благодаря сыну, которого она подарила вашему отцу, королева вновь приобретет хоть какое-то влияние на супруга. Но все опять ошиблись: Хью Спенсер уже занял в сердце вашего отца место Гевестона. Вы, ваше величество, еще могли видеть этого молодого человека и знаете, какой тот был наглец. Вскоре он потерял всякую сдержанность в отношении королевы, отнял у нее графство Корнуолл, пожалованное ей лично на собственные расходы, и ваша мать, впав в отчаяние, велела мне написать королю Карлу Красивому, ее брату, что она всего лишь наемная служанка во дворце супруга. В это время между Францией и Англией начались великие распри из-за Гиени. Королева тогда предложила мужу поехать во Францию и стать посредницей в переговорах между ним и ее братом-королем; тот легко на это согласился.
Королева нашла вашего дядю уже знающим о многом из её письма; она же рассказала ему обо всем, чего он еще не знал. Тогда Карл Красивый разгневался и, пытаясь найти повод к войне, потребовал от короля Эдуарда II, чтобы он лично явился принести ему клятву верности как своему сюзерену. Спенсер сразу почувствовал, что он в любом случае обречен: погибнет, если поедет вместе с Эдуардом и попадет в руки короля Франции; все равно пропадет, «казавшись беззащитным перед баронами, если останется в Англии, когда король будет в отъезде. Вот он и предложил уловку, которая должна была его спасти, но все-таки послужила причиной его падения; суть ее заключалась в том, ваше величество, чтобы вас провозгласить сюзереном провинции Гиень и послать вместо отца присягать на верность королю Франции…
— Вот в чем дело! — перебил его король. — Вот почему он совершил эту ошибку, а я до сих пор не понимал, как ее мог допустить такой тонкий политик. Продолжайте, я вижу, вы говорите правду…
— Я нуждаюсь в вашем одобрении, ваше величество, ибо подошел к тому времени, когда… — замялся Матревис.
— Не смущайтесь, я знаю, что вы хотите сказать о Роджере Мортимере. Приехав в Париж, я нашел его при моей матери; даже будучи ребенком, я замечал, что Мортимера с королевой связывают очень близкие отношения. Теперь скажите мне, ибо только вы можете рассказать об этом, близость эта возникла в Париже или еще в Англии?
— В Англии, и именно она послужила истинной причиной изгнания Роджера.
— Хорошо, — сказал король, — слушаю вас.
— Не вы один, ваше величество, обратили внимание на эту связь, поскольку епископ Эксетерский, что привез вас во Францию, обо всем сообщил королю Эдуарду, вернувшись в Лондон. Король тут же написал королеве, повелев ей возвратиться, а вам лично послал письмо, предлагая покинуть мать и ехать назад в Англию.
— Я не получал такого письма, — перебил Эдуард, — и слышу о нем впервые. Ведь только мой отец мог сообщить мне об этом обстоятельстве, а королева ни разу не позволила мне навестить отца в тюрьме.
— Это письмо перехватил Мортимер.
— Негодяй! — прошептал Эдуард.
— Королева ответила королю манифестом, объявив, что возвратится в Англию лишь тогда, когда Хью Спенсера изгонят из королевского совета и разлучат с королем.
— Кто написал манифест?
— Я не знаю. Мне его прочитал Мортимер, правда, в присутствии королевы и графа Кента. Манифест произвел в Лондоне такое впечатление, на которое и рассчитывали: недовольные бароны перешли на сторону королевы и вашего величества.
— Как это на мою сторону?! Но ведь все прекрасно знали, что я был несчастным ребенком, ничего не понимавшим в происходящем, что моим именем просто воспользовались. И пусть меня сию же минуту покарает Господь, если я когда-нибудь что-либо замышлял против моего отца!
— Вскоре — король Карл Красивый готовился тогда оказать сестре обещанную помощь деньгами и войском — ко французскому двору прибыл Тибо де Шатийон, епископ Сентский. Он привез послания от Иоанна XXII, сидевшего тогда на святом престоле в Авиньоне; они, вероятно, были написаны по наущению Хью Спенсера, ибо в них королю Карлу под угрозой отлучения от Церкви предписывалось отправить в Англию сестру и племянника. После этого ваш дядя не пожелал больше не только поддерживать вас против Церкви, но и твердо обещал епископу Сентскому выдать королеву и ваше величество фавориту вашего отца. Но королеву успели предупредить.
— Ее предупредил граф Робер Артуа, не так ли? Да, мне известно это. Когда, изгнанный из Франции, он явился ко мне просить убежища, именно за эту услугу я главным образом и оценил его.
— Он сказал вам правду, ваше величество. Испуганная королева не знала, у кого просить помощи, в которой ей отказывал брат, и снова ее выручил граф Робер Артуа, посоветовавший бежать в Империю. Он сказал, что там она найдет много знатных сеньоров, храбрых и честных, а среди них графа Вильгельма Геннегауского и его брата, сеньора де Бомона. Королева послушалась этого совета и в ту же ночь покинула Париж, направившись в Геннегау.
