— У всех, — откликнулись его спутники.
— Вы помните наше условие? Как мы должны отвечать, если кто-нибудь из нас попадет в руки правосудия? Мы входим в состав отрядов господина де Тейсонне. Мы прибыли сюда, чтобы вербовать сторонников для роялистов. Мы понятия не имеем ни о каких нападениях на мальпосты и дилижансы.
— Помним! Это решено! — отвечали ему хором.
— И в том и в другом случае нам грозит смерть, вам это известно. Но это смерть солдата, а не преступника, нас ждет расстрел, а не гильотина.
— А что такое расстрел, мы хорошо знаем, — послышался чей-то насмешливый голос. — Да здравствует расстрел!
— Вперед, друзья! — воскликнул Монбар. — И продадим нашу жизнь за ту цену, какую она стоит, то есть как можно дороже.
— Вперед! — подхватили его товарищи.
И маленький отряд во главе с Монбаром пустился в путь так быстро, насколько это было возможно в беспросветной тьме.
Чем дальше они шли, тем явственнее ощущал Монбар запах дыма, который сильно тревожил его.
Вдобавок на поверхности стен и на углах столбов то и дело вспыхивали отблески пламени, наводящие на мысль, что у выхода из пещеры творится что-то странное.
— Мне кажется, что эти мерзавцы задумали нас выкурить отсюда, — заявил Монбар.
— Боюсь, что так, — отозвался Адлер.
— Они воображают, что имеют дело с лисицами.
— О! — произнес тот же насмешливый голос. — Стоит нам показать когти, и они убедятся, что мы не лисицы, а львы!
Дым становился все гуще, багровые отсветы — все ярче.
Отряд подошел к последнему повороту.
Шагах в пятидесяти от выхода из пещеры была зажжена груда хвороста, не для того чтобы выкурить Соратников Иегу, а чтобы осветить подземелье.
При свете пылающего костра сверкало оружие драгунов.
Перед ними, шагов на десять впереди, опираясь на карабин, стоял офицер с непокрытой головой, как бы нарочно вызывая огонь на себя.
То был Ролан.
Его легко было узнать: он далеко отбросил шляпу, и отблески пламени играли на его лице.
Но именно то, что должно было его погубить, спасло ему жизнь. Узнав его, Монбар отступил на шаг назад.
— Это Ролан де Монтревель, — тихо сказал он. — Помните о наказе Моргана!
— Хорошо! — глухо отозвались Соратники Иегу.
— А теперь, — крикнул Монбар, — умрем в бою!
И он первым ринулся на площадку, освещенную пламенем костра, и выстрелил из двуствольного ружья в драгунов, ответивших дружным залпом.
Невозможно описать, что произошло дальше. Пещеру заволокло густым дымом, в котором вспыхивали молнии выстрелов; оба отряда бросились вперед и схватились врукопашную; в ход пошли пистолеты и кинжалы. Вскоре на шум битвы подоспели жандармы, но они не решались стрелять, настолько все смешалось в общей свалке — и друзья и враги.
Казалось, будто множество дьяволов слетелось на это адское побоище.
В багровой дымной мгле сталкивались смутные тени, валились с ног, поднимались и снова падали; слышался то яростный вопль, то предсмертный стон — последний вздох умирающего.
Оставшийся в живых бросался на очередного противника, вступая в новый поединок.
Страшная бойня продолжалась четверть часа, быть может, двадцать минут.
Когда бой прекратился, в пещере Сейзериа лежало двадцать два трупа. Тринадцать убитых — из команды драгун и жандармов, девять — из отряда Соратников Иегу.
Из последних лишь пятеро остались в живых. Побежденные в неравном бою, израненные, они были взяты в плен живыми.
Их окружили со всех сторон двадцать пять вооруженных драгунов и жандармов.
У жандармского капитана была сломана левая рука, у командира драгун — прострелено бедро.
Один только Ролан, залитый кровью, но не своей, а чужой, не получил ни единой царапины.
Двое пленных были так тяжело ранены, что не держались на ногах; их пришлось нести на носилках.
Жандармы зажгли припасенные заранее факелы и повели арестованных в город.
В ту минуту, когда процессия вышла из леса на большую дорогу, послышался громкий конский топот.
Кто-то мчался галопом им вдогонку.
— Ступайте вперед! — приказал Ролан. — Я останусь и узнаю, в чем дело. Появился всадник, который, как мы сказали, скакал во весь опор.
— Стой! Кто такой? — крикнул Ролан, когда всадник был уже в двадцати шагах.
И прицелился из карабина.
— Еще один пленник, господин де Монтревель! — отвечал незнакомец. — Я опоздал к сражению, но успею взойти, по крайней мере, вместе с ними на эшафот. Где мои друзья?
— Вон они, сударь, — ответил Ролан, который узнал молодого человека если не по внешности, то по голосу: этот голос он слышал уже третий раз.
И он указал рукой на группу пленников в центре вооруженного отряда, который вел их из Сейзериа к Бурку.
— Мне приятно видеть, что с вами не случилось ничего дурного, господин де Монтревель, — сказал незнакомец любезным тоном. — Уверяю вас, для меня это большая радость!
И, дав шпоры коню, он быстро нагнал драгунов и жандармов.
— Извините, господа, — обратился он к ним, соскочив на землю, — но я прошу разрешения занять место рядом с тремя моими друзьями: графом де Жайа, виконтом де Ва-лансолем и маркизом де Рибье.
Трое арестованных с радостным возгласом раскрыли объятия своему другу. Оба раненых, приподнявшись на носилках, тихо проговорили:
— Браво, Сент-Эрмин… молодец!
— Помилуй Бог! — воскликнул Ролан. — Кажется, этим разбойникам досталась самая благородная роль, и они сыграют ее до конца!
L. КАДУДАЛЬ ВО ДВОРЦЕ ТЮИЛЬРИ
Через двое суток после того дня, или, вернее, той ночи, когда произошли только что описанные нами события, два человека расхаживали рядом по большому залу Тюильрий-ского дворца, выходившему окнами в сад. Они оживленно беседовали; оба сопровождали свою речь резкими, выразительными жестами.
Эти два человека были: первый консул Бонапарт и Жорж Кадудаль.
Жорж Кадудаль, с тревогой размышлявший о бедствиях, какие сулило Бретани дальнейшее сопротивление, только что подписал мирный договор с Брюном.
Именно после этого соглашения он освободил от клятвы Соратников Иегу.
К несчастью, его прощальное послание, как мы знаем, запоздало на целые сутки.
Ведя переговоры с Брюном, Жорж Кадудаль не поставил никаких условий для себя лично, кроме дозволения беспрепятственно уехать в Англию.
