Когда узницы оказались перед последней дверью, из-под которой пробивались солнечные лучи, стража еще раз обменялась полученными приказами. Только после этого тяжелая дверь медленно открылась.
У двери на земле сидела или, вернее, лежала какая-то женщина. Это была жена Тизона, которой не было видно уже целые сутки ; что вызывало у узниц недоумение.
Королева взглядом пыталась вобрать окружающее: день, деревья, сад. Она искала глазами крышу заветной хибары, где ее уже несомненно ждали друзья, когда внезапно, услышав шум ее шагов, жена Тизона вскочила и раскинула руки в стороны. Королева увидела ее бледное, помятое лицо, обрамленное седеющими волосами.
В этот момент с медлительностью, характерной для душевнобольных, она стала у двери, закрыв дорогу Марии-Антуанетте.
— Что вам угодно, добрая женщина? — спросила королева.
— Он сказал, что нужно ваше прощение.
— Кто сказал? — не поняла королева.
— Человек в плаще, — ответила жена Тизона.
Королева с удивлением посмотрела на мадам Елизавету и на дочь.
— Иди, иди прочь, — сказал гвардеец. — Пропусти вдову Капета. У нее есть разрешение на прогулку в саду.
— Я это знаю, — ответила жена Тизона, — потому я и пришла Лода: наверх меня не пропустили, а я должна попросить у нее прощения. Вот я и ждала ее здесь.
— Почему же вас не пропустили наверх? — спросила королева.
Жена Тизона захохотала.
— Потому что они утверждают, будто я — сумасшедшая! — ответила она.
Королева посмотрела и увидела в глазах этой несчастной какой-то странный блеск, мутноватый взгляд свидетельствовал об отсутствии мысли.
— Боже мой! — произнесла королева. — Бедная женщина! Что же с вами случилось?
— Со мной случилось… Вы что же, не знаете? — сказала женщина. — Да нет же, знаете, потому что из-за вас ее приговорили…
— Кого?
— Элоизу.
— Вашу дочь?
— Да, ее… Мою бедную дочь!
— Приговорили… Но кто? Как? За что?
— Потому что она продала букет…
— Какой букет?
— Букет гвоздик… Она вовсе не цветочница, — ответила жена Тизона, как будто что-то вспоминая. — Как же она могла продать букет?
Королева вздрогнула. Невидимая нить связала эту сцену с предыдущими событиями. Она поняла, что не следует терять времени на этот бесполезный диалог.
— Добрая женщина, — сказала она, — я прошу вас пропустить меня. Вы мне позже обо всем расскажете.
— Нет, сейчас. Нужно, чтобы вы меня простили. Нужно, чтобы я помогла вам убежать, тогда они спасут мою дочь.
Королева смертельно побледнела.
— Боже мой! — прошептала она, поднимая глаза к небу.
Потом повернулась к гвардейцу:
— Сударь, — попросила она, — будьте так добры, уберите эту женщину, вы же видите, что она не в себе.
— Пойдем, мамаша, — сказал гвардеец, — освободим дорогу.
Но жена Тизона не двигалась с места.
— Нет, — продолжала она, — пусть она простит меня, пусть спасут мою дочь.
— Кто?
— Человек в плаще.
— Сестра, — сказала мадам Елизавета, — утешьте ее несколькими словами.
— Охотно, — ответила королева. — Действительно, так будет быстрее.
Затем она повернулась к душевнобольной:
— Добрая женщина, чего вы желаете? Говорите.
— Я хочу, чтобы вы простили меня за то, что я заставляла вас страдать, за оскорбления, которыми я вас осыпала, за доносы. И потом, когда вы увидите человека в плаще, вы прикажете ему спасти мою дочь, потому что он сделает все, что вы захотите.
— Я не знаю, кого вы имеете в виду, когда говорите о человеке в плаще, — ответила королева. — Но если речь идет только о том, чтобы успокоить вашу совесть и получить от меня прощение за нанесенные мне оскорбления, я от всей души искренне прощаю вас, бедная женщина. Пусть и меня простят те, кого я могла обидеть.
— О! — воскликнула жена Тизона с невыразимой радостью, — Раз вы простили, теперь он спасет мою дочь. Вашу руку, сударыня, вашу руку.
Удивленная королева протянула руку, ничего не понимая. Жена Тизона схватила ее и прижалась к ней губами.
Тут на улице, где стоял Тампль, повышался голос глашатая, сообщавшего новости.
— Слушайте, — кричал он, — слушайте постановление. Элоиза Тизон за участие в заговоре приговорена к смертной казни!
Как только эти слова услышала жена Тизона, лицо ее исказилось, она опять раскинула руки, преграждая путь королеве.
— О! Боже мой! — прошептала королева, которая в свою очередь тоже не пропустила ни слова из этого ужасного сообщения.
— Приговорили к смертной казни? — крикнула мать. — Мою дочь приговорили? Моя Элоиза погибла? Значит он ее не спас и не может спасти? Значит, слишком поздно?.. А-а!..
— Бедная женщина, — сказала королева, поверьте, я вам сочувствую.
— Ты? — сказала жена Тизона, и глаза ее налились кровью. — Ты? Ты мне сочувствуешь? Ты меня жалеешь? Никогда! Никогда!
— Вы ошибаетесь, я жалею вас от всего сердца, пропустите же меня.
— Пропустить тебя!
Жена Тизона расхохоталась.
— Ну уж, нет! Выпустить тебя, чтобы ты бежала! Ведь они сказали, что если я попрошу у тебя прощения и помогу тебе бежать, моя дочь будет спасена. Но раз моя дочь умрет, то ты тоже не спасешься.
— Ко мне! Помогите мне, — воскликнула королева. — Ах, Боже мой, Боже мой! Вы же видите, что эта женщина безумна.
— Нет, я не безумная, нет. Я знаю, что говорю, — крикнула жена Тизона. — Да, это правда, существует заговор. Это Симон его раскрыл. Это моя дочь, моя бедная дочь, та, которая продала букет. Она это подтвердила перед Революционным трибуналом… Букет гвоздик… Там внутри были записки…
— Сударыня, — сказала королева, — именем Неба!
Опять послышался голос глашатая, выкрикивающий:
— Постановление, по которому Элоиза Тизон приговаривается к смертной казни за участие в заговоре!
— Ты слышишь, — завопила душевнобольная, вокруг которой уже стали собираться дежурившие в Тампле охранники, — приговорили к смерти? Это из-за тебя, только из-за тебя убьют мою дочь! Слышишь, из-за тебя, Австриячка.
— Именем Неба, — сказала королева. — Если вы не хотите избавить меня от этой несчастной сумасшедшей, позвольте мне хотя бы подняться в башню. Я не могу выносить упреки этой женщины: они слишком несправедливы, они убивают меня!
И королева, всхлипнув, отвернулась, чтобы никто не видел ее слез.
