В девять часов они пришли в Тампль.
В это время Сантерр проводил перекличку гвардейцев из муниципалитета.
— Я здесь, — сказал Морис, — оставив Женевьеву под охраной Морана.
— А, добро пожаловать, — сказал Сантерр, протягивая руку молодому человеку.
Морис остерегался не пожать протянутую ему руку. Ведь в то время дружба Сантерра была просто бесценной.
Увидев этого человека, который во время казни короля командовал барабанщиками, Женевьева вздрогнула, а Моран побледнел.
— Кто эта прекрасная гражданка, — спросил Сантерр у Мориса, — и что она здесь делает?
— Это жена достойного гражданина Диксмера. Не может быть, чтобы ты не слышал об этом истинном патриоте, гражданин генерал.
— Да, да, конечно, слышал, — ответил Сантерр, — это фабрикант-кожевенник, капитан стрелков из легиона «Виктор».
— Именно так.
— Хорошо! Но она, ей Богу, красавица. А это что за урод рядом с ней?
— Это гражданин Моран — компаньон ее мужа и стрелок из отряда Диксмера.
Сантерр подошел к Женевьеве.
— Здравствуй, гражданка, — сказал он.
Женевьева сделала над собой усилие.
— Здравствуйте, гражданин генерал, — ответила она, улыбаясь.
Сантерр был польщен и улыбкой, и титулом.
— А зачем ты пришла сюда, прекрасная патриотка? — продолжал он.
— Гражданка никогда не видела вдову Капета и хотела бы взглянуть на нее.
— Хорошо, — ответил Сантерр, — до того как…
И он сделал жуткий, но выразительный жест.
— Ну да ладно, — продолжал Сантерр. — Только постарайся сделать так, чтобы никто не видел, как она входит в башню, это было бы дурным примером, впрочем, я доверяю тебе.
Сантерр снова пожал Морису руку, дружески кивнул Женевьеве и занялся своими делами.
Отдав команды по перестановке гренадеров и стрелков, после того, как по новому расставили пушки, Морис опять взял Женевьеву под руку и направился к посту, которым командовал Лорэн. Моран следовал за ними.
— А вот и Морис, черт возьми! — воскликнул Лорэн. — Да еще с такой хорошенькой женщиной! Ты что, хитрец, готовишься соперничать с моей богиней Разума? И, если это так, то бедная Артемиза!
— Гражданин аджюдан! — крикнул капитан.
— Так точно! Внимание! — закричал Лорэн. — В шеренгу! Здравствуй, Морис. Ускоренным шагом марш!
Раздалась барабанная дробь, караульные направились по своим постам и, когда развод был закончен, прибежал Лорэн.
Последовал обмен приветствиями и пожеланиями.
Морис представил Лорэна Женевьеве и Морану.
Затем начались объяснения.
— Да, понимаю, — сказал Лорэн, — ты хочешь, чтобы гражданин и гражданка вошли в башню. Это легко. Сейчас я расставлю часовых и предупрежу их, чтобы пропустили тебя и твоих спутников.
Через десять минут Женевьева и Моран вошли вслед за тремя гвардейцами в башню и стали за витражами.
Глава XXI
Красная гвоздика
Королева только что поднялась. Два или три последних дня ей нездоровилось, и она оставалась в постели дольше обычного. Только услышав от мадам Елизаветы, что погода прекрасна, и светит солнце, она сделала усилие и попросила разрешения прогуляться по площадке, чтобы дочь подышала воздухом. Это было разрешено ей без особых трудностей.
И было еще нечто, что влекло ее на прогулку. Однажды с высоты площадки башни она увидела в саду дофина. Но после первого жеста, которым обменялись сын и мать, вмешался Симон и увел ребенка.
Но главное было то, что она увидела его. Конечно, маленький узник был бледен и очень изменился. Он был одет, как ребенок из
народа — в куртку и грубые штаны. Но ему все же оставили его прекрасные белокурые волосы, вьющиеся божественным ореолом.
Если бы она могла увидеть его хотя бы еще раз, каким бы праздником это было для материнского сердца!
Но была и другая причина.
— Сестра, — сказала ей мадам Елизавета, — в коридоре, в углу, мы нашли пучок соломы. Это означает, что мы должны быть внимательны, друг находится поблизости,
— Да, это так, — сказала королева, глядя на золовку и дочь, пытаясь воспрянуть духом и не отчаиваться.
Выполнив все служебные предписания, Морис вновь стал хозяином Тампля. Ему выпал жребий дежурить днем, а Мерсево и Агриколе — ночью.
Предыдущая смена убыла, оставив протокол дежурства в Совете Тампля.
— Что, гражданин, — сказала жена Тизона, обращаясь к Морису, — вы привели желающих посмотреть на наших голубиц? Только меня приговорили к разлуке с моей бедной Софи.
— Это мои друзья, — ответил Морис. — Они никогда не видели жену Капета.
— Они прекрасно смогут увидеть ее из-за витража.
— Конечно, — согласился Морис.
— Только при этом, — сказала Женевьева, — у нас будет вид тех любопытных жестоких людей, которые подходят к решетке, чтобы насладиться муками находящегося по другую сторону узника.
— Ну не поведете же вы их на площадку башни, где сегодня жена Капета будет прогуливаться с золовкой и дочерью. Ей-то они оставили дочь, тогда как меня, а я ни в чем не виновата, лишили моей дочери. Ох уж эти аристократы! Для них всегда есть какие-то привилегии.
— Но ее лишили сына, — ответил тот.
— Если бы у меня был сын, — прошептала тюремщица, — я, может быть, меньше сожалела о дочери.
Во время этого разговора, Женевьева и Моран несколько раз переглянулсь.
— Друг мой, — сказала молодая женщина Морису, — если бы вы сумели как-то устроить меня на пути, по которому королева пойдет на прогулку… Мне кажется, смотреть из-за витража — унизительно, как для них, так и для нас.
— Добрая Женевьева, — сказал Морис, — вы и здесь такая чуткая?
— Черт возьми, гражданка, — воскликнул один из коллег Мориса, который в соседней комнате завтракал хлебом с сосисками, — если бы ты была узницей, а вдова Капета захотела тебя увидеть, эта мерзавка так бы с тобой не церемонилась.
Женевьева бросила на Морана молниеносный взгляд, чтобы увидеть его реакцию на эти ругательства в адрес королевы. И
действительно, Моран вздрогнул, его глаза полыхнули странным фосфоресцирующим светом, а кулаки на мгновение сжались. Но все это было столь мимолетно, что никто ничего не заметил.
— Как зовут того гвардейца? — спросила она у Мориса.
— Это гражданин Мерсево, — ответил молодой человек.
Потом, чтобы объяснить его грубость, добавил:
— Он — камнетес.
