Улыбаясь, Диксмер повернулся к Морису: возможно, у мужа промелькнула такая же мысль, как и ранее в голове любовника.
Женевьева побледнела и со стоном опустилась на скамью.
В это время в сопровождении двух охранников вошел Лорэн.
Вслед за ними в той же двери возник Симон, который в зале суда устроился на своем обычном месте.
— Ваше имя и фамилия? — спросил председатель.
— Максимилиан-Жан Лорэн.
— Положение?
— Свободный человек.
— Не долго тебе им оставаться, — произнес Симон, показав Лорэну кулак.
— Вы родственник подсудимой?
— Нет, но имею честь считаться ее другом.
— Вам известно, что она участвовала в заговоре с целью освобождения королевы?
— Откуда же я должен был это знать?
— Она могла довериться вам.
— Мне, члену секции фермопилов?.. Да что вы!
— Иногда вас видели вместе с ней.
— Да, могли видеть, даже часто.
— Вы знали, что она — аристократка?
— Я знал, что она — жена кожевника.
— Ее муж был совсем не тем, за кого себя выдавал.
— Ах так, этого я и не знал, мужья не входят в число моих друзей.
— Расскажите о нем.
— Охотно! Это — презренный человек…
— Мсье Лорэн, — сказала Женевьева, — сжальтесь…
Но Лорэн продолжал безучастным голосом:
— Тот, кто пожертвовал бедной женщиной, которую вы видите, даже не из-за политических взглядов, а из-за личной ненависти. Тьфу! Я ставлю его на одну ступень с Симоном.
Диксмер смертельно побледнел. Симон пробовал что-то сказать, но председатель жестом восстановил тишину.
— Кажется, вы великолепно знаете эту историю, гражданин Лорэн, — сказал Фукье. — Так расскажите ее нам.
— Простите, гражданин Фукье, — сказал, поднимаясь Лорэн, — я сказал все, что знал об этом.
Он поклонился и вновь сел.
— Гражданин Лорэн, — продолжал обвинитель, — твой долг все рассказать трибуналу.
— Пусть довольствуется тем, что я уже сказал. Что касается этой бедной женщины, то я повторяю, что она только повиновалась насилию… Ну, посмотрите, да разве она похожа на заговорщицу? Ее принудили сделать то, что она совершила, вот и все.
— Ты так думаешь?
— Я уверен в этом.
— Именем закона, — произнес Фукье, — я требую, чтобы свидетель Лорэн был привлечен к ответственности, как соучастник этой женщины.
Морис застонал.
Женевьева закрыла лицо руками.
Симон воскликнул в порыве радости:
— Гражданин обвинитель, ты спас родину.
Лорэн, ничего не ответив, перепрыгнул барьер, чтобы сесть рядом с Женевьевой. Он взял ее руку и почтительно поцеловал.
— Здравствуйте, гражданка, — сказал он с таким хладнокровием, которое взбудоражило толпу. — Как вы себя чувствуете?
И он сел рядом с ней на скамью подсудимых.
Глава XXIV
Продолжение предыдущей
Вся эта сцена подобно фантасмагорическому видению промелькнула перед Морисом. Он опирался на рукоятку сабли, с которой не расставался, и видел, как один за другим падают в бездну, не возвращающую свои жертвы, его друзья. И сцена смерти настолько удручала его, что он спрашивал себя: почему ты, Морис, близкий друг этих несчастных, продолжаешь цепляться за край пропасти и не уступишь вихрю, который унесет тебя вместе с ними?
Лорэн, перепрыгнув через барьер и сев рядом с Женевьевой, увидел мрачное и насмешливое лицо Диксмера.
Женевьева наклонилась к Лорэну:
— Боже мой! Вы знаете, Морис здесь.
— Где?
— Только не смотрите сразу. Ваш взгляд может погубить его.
— Будьте спокойны.
— Позади нас, недалеко от двери. Как ему будет тяжело, если нас приговорят к смерти.
Лорэн с нежным соучастием посмотрел на молодую женщину.
— Нас приговорят. В этом я даже не сомневаюсь. Если вы надеетесь на другой исход, то разочарование будет слишком жестоким.
— Боже мой! — вздохнула Женевьева. — Бедный друг, на этом свете он останется совсем один.
В этот момент Лорэн повернулся в сторону Мориса и Женевьева не удержалась, чтобы тоже не бросить быстрый взгляд на молодого человека. Морис не сводил с них глаз, прижав руку к сердцу.
— Чтобы спастись, у вас есть одно средство, — сказал Лорэн.
— Надежное? — и ее глаза засияли от радости.
— О да! Ручаюсь.
— Лорэн, если бы вы спасли меня, как бы я вас благословляла.
— Но этот способ… — продолжал молодой человек.
Женевьева заметила сомнение в его глазах.
— Вы значит тоже его видели? — спросила она.
— Да, я его видел. Вы хотите спастись? Тогда пусть он тоже сядет в это железное кресло, где сейчас сидите вы.
Диксмер по выражению лица Лорэна несомненно догадался о том, что тот говорил Женевьеве, и побледнел; но вскоре успокоился и адская улыбка вновь заиграла на его губах.
— Это невозможно, — ответила Женевьева, — я не мог ненавидеть его еще больше.
— Скажите лучше, что он знает о вашем благородстве и пользуется этим.
— Конечно, потому что он уверен в себе, во мне, во всех нас.
— Женевьева, Женевьева, я менее совершенен, чем вы. Позвольте мне убедить вас в том, что он должен быть наказан.
— Нет, Лорэн, клянусь вам, что у меня нет ничего общего с этим человеком, даже смерти. Мне кажется, что я изменю Морису, если умру вместе с этим человеком.
— Но ведь в таком случае, вы не умрете.
— Сохранить себе жизнь такой ценой, когда он будет мертв?
— Ах! — вздохнул Лорэн. — Как прав Морис, что любит вас! Вы — ангел, а родина ангелов — на небесах. Бедный милый Морис!
Симон, не слыша, о чем говорят на скамье арестованные, пожирал глазами их лица в надежде разобрать слова.
— Гражданин охранник, — сказал он, — запрети им продолжать строить заговоры против Республики прямо в революционном трибунале.
— Но, — возмутился тот, — ты же хорошо знаешь, гражданин Симон, что здесь больше не составляют заговоров. Если и попытаются что-либо предпринять, то совсем ненадолго. Эти граждане беседуют и поскольку законы не запрещают разговаривать даже в тележке смерти, почему нужно запрещать им разговаривать в трибунале?
Охранником был Жильбер, который, узнав в арестованной женщину, проникшую в камеру королевы, проявил к ней свое доброе отношение, восхищенный ее мудростью и преданностью.
