Потом герцог вдруг подскочил как ужаленный с криком:
— Ты был прав!
— Вот видите! — подхватил Раффе.
— Это она!
— Отлично!
— Там ведь совсем не цифра четыре?
— Нет.
— Это буква «Л».
— Ах, так значит, «Л»!
— Ну да, первая буква ее имени: «Луиза». Черт побери! Эх, Раффе, какого же я сыграл идиота. Шпагу мне! Отлично. И шляпу! Так. Плащ! Готово. Прикажи отпереть заднюю дверь.
— Должен ли я сопровождать монсеньера?
— Воздержись от этого, Раффе. И если ты сунешь свой нос хоть в дверь экипажа, хоть в окно, я тебя выгоню.
С этими словами он устремился во двор, оттуда — на улицу.
Раффе пожал плечами.
— Слишком сильна в орфографии, — с презрением повторил он, — слишком! Тем временем Ришелье уже подбегал к указанной карете.
В глубине экипажа в ожидании сидела женщина, спрятавшая лицо под вуалью так, что сквозь кружево можно было различить только искрящийся блеск ее глаз.
— Ах, герцог! — проворковала она. — Мне пришлось вас ждать.
— Графиня! — воскликнул герцог, подходя к дверце кареты. — Я угадал, что это вы. Ах, графиня, — во весь голос продолжал он, — еще чуть-чуть, и я бы не пришел.
— Почему же?
— Мне незнаком ваш почерк, а записка была без подписи.
— Да нет, я подписалась инициалом.
— Ох, графиня, у вас «Л» похожи на четверки; отныне я это запомню и впредь уж не буду ошибаться. А теперь давайте поспешим, наверстаем упущенное время. Знаете, ваше туманное письмо меня напугало. Вы пишете, что все идет скверно. Боже правый, о чем это вы?
— Герцог, я погибла.
— Как так?
— Вы знаете, какое внимание оказал мне король во время парада?
— Разумеется.
— И за это я должна благодарить вас.
— Хорошо! Я поздравляю с этим прежде всего вас, а себя во вторую очередь. И надеюсь, вы не это находите скверным?
— Герцог, мне завтра придется покинуть Париж.
— Ах! Вот еще! — вскричал Ришелье, ныряя в дверцу кареты.
— Сегодня в половине четвертого ко мне явился мой супруг.
— Майи?
— Он был в ярости и совершенно потерял голову: говорил, что убьет короля.
— Ну, это он пошутил, графиня.
— Он также обещал убить меня.
— О! Вот это уже опаснее; он как бы и вправе сделать это, не навлекая на себя обвинение в оскорблении величества; мы проявим бдительность, графиня, чтобы не дать ему натворить бед в этом смысле.
— Он твердил, что у него хотят отнять его добро, но он сумеет его защитить.
— Э, дьявольщина! Уж не продвинулся ли Пекиньи дальше, чем мы думаем?
— Пекиньи?
— Да, я знаю, что говорю. И как же он станет защищать свое добро? Он не сказал?
— Отошлет меня в мое поместье.
— Ну, это мы еще посмотрим.
— Как же быть?
— Терпение, графиня: такие вещи не решаются броском костей.
— А тем временем я уеду.
— Как это вы уедете?
— Да, он уже отдал необходимые распоряжения.
— Вот еще! Дня два вы сумеете выиграть.
— Проклятье! Сделаю все возможное.
— Господин де Майи меня опасается?
— Как чумы.
— И он прав. А Пекиньи?
— Как и вас.
— Отлично.
— Но, в конце концов, что же мне делать, герцог, если мой муж будет настаивать?
— Графиня, вы тоже проявите упорство, только и всего.
— Вся моя семья ополчится на меня.
— А вы чего хотели?
— Но какое оружие я смогу использовать против них всех?
— Я его ищу.
— К чьему покровительству обратиться?
— Подождите!
— Чего?
— Подождите!
— И все же?
— У меня в запасе имеются кое-какие средства.
— Средства? Так они у вас есть?
— Да.
— И вы отвечаете за меня?
— Как за самого себя.
— Значит, я спасена?
— Да, графиня, дорогая графиня, самая умная и самая пленительная из женщин.
— Я в самом деле спасена? Слово чести?
— Настолько спасены, сударыня, что не пройдет и недели, как Майи скажет, что вы погибли.
Она в ответ спрятала лицо в ладони. Ришелье запечатлел поцелуй на каждой из ее очаровательных ручек.
— Я тружусь ради короля, — сказал он тихо, — и я… вознаграждаю себя за это.
— Сумасшедший.
— Графиня, я как нельзя более благоразумен, и вот вам доказательство — я был намерен лечь спать.
— И что же?
— А то, что сейчас я все сделаю наоборот. Угадайте, куда я теперь отправлюсь, графиня?
— Кто может знать все ваши хитрости, адский вы искуситель?
— Я, графиня, еду в Исси.
— В Исси?
— Да, в край печей для обжига гипса. Доброй ночи!
И он действительно тотчас покинул ее, со всех ног добежал до своего особняка, а четверть часа спустя уже садился в экипаж.
Мы, знающие, отчего при Людовике XV Возлюбленном обычно происходили семейные ссоры, но склонные воздержаться от того, чтобы на таком основании живописать сцены, способные неприятно уязвить чувствительность наших читателей, предоставим г-же де Майи самостоятельно добираться до своего дома и своей постели, будучи уверены, что она найдет пустыми и то, и другое.
А мы тем временем лучше посмотрим, как г-ну де Ришелье, когда он достигнет края печей для обжига гипса, удастся тотчас пробудить ото сна старого министра.
LXXIX. ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО, СПИТЕ
Невозможно представить себе визит, более оскорбляющий приличия, но зато уж и более уместный, нежели дерзостно задуманный г-ном де Ришелье в тот вечер, за четверть часа до полночи.
Вот почему, прибыв в Исси, он прежде всего добился, чтобы подняли с постели метра Баржака.
К чести метра Баржака и в похвалу его чистой совести следует сказать, что он спал сном праведника.
