Герцог Орлеанский собрал военный сосет, в котором приняли участие маршал Марсен, герцог ла Фейяд, Аль-берготти и Сен-Фремон. Герцог предложил свое ясное понимание положения и предложил напасть на неприятеля. Этот план был настолько убедителен, что все с ним согласились, и тогда маршал Марсен вынул из кармана подписанное королем повеление оставаться на линиях. Герцог Орлеанский, разгневанный тем, что его прислали в армию как принца крови, а не как командующего, ожидал принца Евгения, который и напал. После двухчасового сражения все было кончено — войско рассеялось, съестные припасы, оружие, казна, короче, все, досталось в руки неприятеля. Герцог Орлеанский и маршал Марсен, сражавшиеся как простые воины, были ранены. Хирург герцога Савойского отнял у маршала ногу, и тот умер, успев подтвердить, что, уезжая из Версаля, получил приказание ожидать, пока предложат сражение, но самому сражения не начинать. Такое замечательное приказание стоило двух тысяч убитых, а 70 000 разбежалось, и Франция в несколько месяцев потеряла Милан, Мантую, Пьемонт и, наконец, Неаполитанское королевство.
По возвращении в Париж герцог Орлеанский получил должность главнокомандующего в Испании со всеми полномочиями, которые, быть может, и спасли бы положение в Италии. Герцог тотчас занялся приготовлениями к отъезду, устроил домашние дела и пригласил на службу тех, в чьем благоразумии и храбрости был уверен. Перед самым отъездом король потребовал список лиц, которых герцог намеревался взять с собой. Когда Луи XIV дошел до имени Фонпертюи, он вскричал:
— Как, любезный племянник! Вы берете с собой Фонпертюи, сына той, которая была влюблена в Арно и которая открыто бегала за ним! Фонпертюи! Янсениста! Я не хочу, чтобы подобные лица вас сопровождали!
— Клянусь вам, — отвечал герцог, — я вовсе не защищаю его мать! Но, государь, невозможно поверить, что этот молодой человек — янсенист! Он вообще не верит в Бога!
— И вы даете мне в том честное слово? — спросил король. — Однако, поверить…
— Ваше величество! — воскликнул герцог. — Клянусь вам честью благородного человека!
— Ну, если так, — закончил разговор Луи XIV, — то вы можете взять его с собой.
Король дошел до того, что предпочитал безбожника янсенисту. В общем, герцог Орлеанский отправился в Испанию, взяв с собой кого ему заблагорассудилось, и присоединился к герцогу Баварскому спустя несколько дней после сражения при Альманзасе, в котором тот одержал победу над Галловеем. Герцог осадил Лериду, считавшуюся неприступной, однако взял ее в 10 дней посредством отрытой траншеи. Герцогу Орлеанскому очень хотелось осадить теперь Тортозу, но время года было уже слишком неподходящим, и пришлось отложить продолжение побед до следующего года. Герцог возвратился в Версаль, где его очень ласково принял король, заметивший:
— Велика вам слава, племянник! Вы имели успех там, где испытал неудачу принц Конде!
Действительно, и принц Конде, и граф д'Аркур были вынуждены в свое время снять с Лериды осаду.
На следующий год герцог Орлеанский вновь отбыл в Испанию. В это время там царила такая бедность, что арагонские советники, не получая жалованья, обратились к его католическому величеству с прошением разрешить им просить милостыню. Нашлось и много других дел, что отнимало у герцога много времени, так что в Париже, где у него было немало врагов — к ним можно отнести всех Конде, оскорбленных похвалой короля победителю Лериды, и де Ментенон, следившую за каждым шагом герцога, чтобы сколько можно очернить его перед королем — стали распространяться слухи, что герцог Орлеанский небрежно ведет войну и остается в Мадриде только потому, что влюблен в испанскую королеву. Особенно усердствовала жена герцога Орлеанского, его ненавидевшая, как говорят некоторые источники, за то, что прежде его слишком любила. Обо всем этом было известно принцу, который, зная источники слухов, питал ответную ненависть к виновникам, особенно к де Ментенон, интриговавшей против него уже лет десять.
В Испании де Ментенон поддерживала отношения с г-жой Деэюрсен, которая при Филиппе V управляла всем — и войной, и финансами, и, как говорили, по внушению де Ментенон по мере возможности мешала герцогу Орлеанскому. Поскольку де Ментенон управляла всем в Версале, а г-жа Дезюрсен по ее указаниям — в Эскуриале, то первую называли капитаном, вторую — лейтенантом. Однажды герцог с вызовом предложил выпить за двух этих начальников в юбках, чем вовсе испортил свои дела, которым и без того очень много навредили происки тайных и явных недругов.
Впрочем, в неусыпных стараниях герцог Орлеанский достигал некоторых успехов, хотя никогда не имел продовольствия более чем на 8 дней. Герцогу удалось в начале июня взять Гинестарский лагерь, овладеть Пальцетой и некоторыми другими небольшими укреплениями, принудить Тортозу к капитуляции, и, одерживая верх над неприятелем в продолжение всего похода, он вернулся в Мадрид, а оттуда после нескольких ссор с г-жой Дезюрсен прибыл в Версаль, где нашел Луи XIV весьма к нему охладевшим. При первом же свидании король сказал герцогу, что будет лучше, если он более не возвратится в Испанию. Герцог испытал в Испании достаточно много неудовольствий, поэтому ему вроде бы и не стоило туда возвращаться, и он притворился, что предается обыкновенной своей ветрености. Мы сказали «притворился», ибо вскоре увидим, что он не переставал обращать свой взор на эту страну.
С отъездом герцога Орлеанского Филиппа V покинул его добрый гений, и все дела вскоре пришли в такое бедственное положение, в каком никогда еще не бывали. Португалия отошла от союза с Францией, заключила союз с Англией, и англо-португальская армия вступила в Эстремадуру, между тем как эрцгерцог Карл, признанный Великой лигой королем Испании и владетелем Арагона, Валенсии, Картахены и части Гренады, набирал войска в Каталонии, где лорд Галловей, командовавший англо-португальской армией, вскоре к нему присоединился.
Филипп V оставил Мадрид, пути к которому были открыты для неприятеля, и удалился в Памплону. Дела находились в таком отчаянном положении, что Вобан даже предложил отправить Филиппа V царствовать в Америку.
Филипп V согласился на это, а его супруга, младшая сестра герцога Бургундского, боясь в Америке попасть в руки неприятелей, отослала во Францию все свои драгоценные камни и в том числе знаменитую жемчужину «Перегрина», оцениваемую в миллион франков.
Неприятельская армия беспрепятственно вошла в Мадрид, однако, заняв столицу Испании, эрцгерцог вдруг понял, как мало у него надежды править в этой стране — он увидел, как мало расположен к нему народ и, напротив, как испанцы любят Филиппа V. Испанское дворянство показывало чудеса храбрости, гранды и богатые граждане жертвовали все свое серебро на жалованье войскам, священники не только проповедовали верность Филиппу V, но уносили для него из церквей священные сосуды. Даже проститутки, желая споспешествовать сколько можно освобождению отечества, рассеявшись между австрийскими солдатами, как об этом говорят современники, погубили солдат более, нежели их пало в кровопролитных сражениях.
В это время друзья герцога Орлеанского посоветовали ему воспользоваться отъездом Филиппа V и заявить свои права на испанскую корону в качестве внука Анны Австрийской. Герцог принял совет и условился с испанскими грандами о поддержке, если Филипп V уедет в Америку. Герцог поручил двум своим чиновникам, Флотту и Рено, проследить за этим в Мадриде, но они не сумели сохранить тайну — г-жа Дезюрсен узнала о заговоре и сообщила о нем в Версаль, присовокупив все то, что только могло разгневать короля. Обвинение показалось важным, и когда король удостоверился, что оно имело основания, то приказал канцлеру Поншартрену арестовать герцога и произвести над ним суд. Канцлер, зная, что король действует под определенным влиянием, побоялся нажить себе врага и заметил, что противоправно преследовать во Франции герцога Орлеанского, обвиняемого в преступлении, совершенном в чужой земле; канцлер утверждал, что ежели герцог совершил преступление в Испании, то там его и следует судить, а поскольку он невиновен в отношении французской короны, то не может быть преследуем в королевстве, которое является ему естественным убежищем.
