— Заходите! В любое время дня и ночи мой дом — ваш дом.
И он указал на открытую дверь особняка, ожидающую гостя, должно быть хранимого Всевышним, ибо именно Всевышний только что спас его столь чудесным образом.
Тем временем оба молодых человека (как можно легко догадаться, они вызвались сопровождать принца не потому, что его надо было охранять, но потому, что хотели сообщить ему о приключениях короля и мадемуазель де Сент-Андре), рассказывали ему не упуская ни единой подробности о том самом событии, о каком, притом с гораздо более точными деталями, принц только что поведал адмиралу.
Новость эта для г-на де Колиньи оказалась совершенно неожиданной. Госпожа адмиральша, вернувшись домой, заперлась у себя в спальне, не сказав никому ни слова не только об этом событии (естественно, она не могла предвидеть его), но даже о потере записки — первопричине происшедшего скандала; получилось так, что, хотя г-н де Конде был прекрасно осведомлен обо всем остальном, ему было пока еще неизвестно (наши знания всегда бывают неполными), каким образом и по какой причине весь двор под предводительством г-на де Сент-Андре и г-на де Жуэнвиля ворвался в зал Метаморфоз.
Этот секрет г-ну де Конде предстояло узнать от двух юных принцев.
И те ему рассказали, чередуясь друг с другом, наподобие пастухов у Вергилия, как адмиральша расхохоталась до слез; как, все еще плача, когда уже прекратился смех, вынула из кармана платок, чтобы утереть слезы; как, вынимая платок из кармана, она одновременно вытащила записку и уронила ее на пол; как ту записку подобрал г-н де Жуэнвиль; как после ухода госпожи адмиральши юный принц передал записку королеве-матери; как королева-мать, считая, что записка принадлежит лично адмиральше, ее лучшей подруге, решила устроить ей сюрприз; как этот сюрприз, единодушно одобренный, был устроен на деле; как, в конечном счете, этот сюрприз обернулся против тех, кто полагал, что застигнет определенных лиц врасплох.
Рассказ закончился примерно тогда, когда все уже подошли к воротам особняка Конде. Принц сделал молодым людям то же предложение, какое до того им сделал адмирал, но они отказались; зато они признались принцу, в чем истинная причина отказа: они потеряли драгоценное время на неожиданное происшествие с г-ном де ла Реноди, а у них было еще много друзей, с которыми они собирались поделиться тем, что сейчас только рассказали г-ну де Конде.
— Больше всего во всей этой авантюрной истории, — заметил принц де Ларош-сюр-Йон, в последний раз пожимая руку г-ну де Конде, — меня веселит то, что об этом узнает некто, влюбленный в мадемуазель де Сент-Андре, и какое у него при этом будет лицо.
— Как? Есть еще и влюбленный? — спросил принц де Конде, удерживая руку г-на де Ларош-сюр-Йон, собравшегося уходить.
— Вы и об этом не знаете? — спросил молодой человек.
— Господа, я не знаю ничего, — ответил принц, задыхаясь от смеха. — Говорите же, говорите!
— Браво! — воскликнул герцог де Монпансье. — Это самая веселая часть истории.
— Так вы не знали, — продолжал принц де Ларош-сюр-Йон, — что, кроме жениха и любовника, у мадемуазель де Сент-Андре есть еще и влюбленный?
— А этот влюбленный, — спросил принц де Конде, — кто он такой?
— О, честно говоря, на этот раз вы спрашиваете слишком много, я тоже не знаю его имени.
— Он молод или стар? — продолжал расспросы принц.
— Никто не видел его лица.
— Правда?
— Да. Он все время закутывается в широкий плащ, скрывающий нижнюю часть лица.
— Это какой-то испанец, принадлежащий ко двору короля Филиппа Второго, — предположил герцог де Монпансье.
— И где обретается этот влюбленный или, точнее, его тень?
— Если бы вы чаще бывали в Лувре, мой дорогой принц, то не задавали бы этого вопроса, — произнес герцог де Монпансье.
— А почему?
— Да потому, что уже шесть месяцев подряд он с наступлением ночи прогуливается под окнами красавицы.
— Вот как!
— Все обстоит именно так, как я вам говорю.
— И вам неизвестно имя этого человека?
— Нет.
— И вы не видели его лица?
— Никогда.
— Вы бы его узнали по внешнему виду?
— Он всегда закутан в огромный плащ.
— И вы никогда не предполагали, кто бы это мог быть, принц?
— Никогда.
— У вас не возникало никаких подозрений?
— Ни малейших.
— Ну, может быть, кто-то сделал собственные выводы?
— Есть одна догадка среди прочих, — заявил принц де Ларош-сюр-Йон.
— А именно?
— Поговаривают, что это были вы, — ответил герцог де Монпансье.
— Да, у меня много врагов в Лувре!
— Но это ведь не так, верно?
— Прошу прощения, господа, но это был я!
И принц, учтиво попрощавшись за руку с обоими молодыми людьми, вернулся к себе в особняк, затворил за собой дверь, оставив изумленных господ де Монпансье и де Ларош-сюр-Йон посреди улицы.
XVII. КАКОВА МАТЬ, ТАКОВ И СЫН
Королева-мать всю ночь не смыкала глаз.
До сих пор ее сын, ребенок слабый, болезненный, едва повзрослевший, женатый на кокетливой юной королеве, занимался одной лишь любовью, охотой и поэзией, оставив им, то есть ей и Гизам, полное управление делами, — иными словами, то, что короли называют бременем государственных обязанностей и что, однако, столь ревностно стараются сохранить за собой.
Для Екатерины, воспитанной в гуще интриг итальянской политики, политики мелочной и вздорной, подходящей для маленького герцогства вроде Тосканы, но неприемлемой для великого королевства, каким становилась Франция, властвовать — означало жить.
Итак, что же мешающее ей появилось на горизонте?
Соперница… Но не в смысле любви со стороны сына: что касается любви со стороны сына, то в этом отношении она была совершенно спокойна: тот, кто никого не любит, не вправе требовать, чтобы его любили, — ибо она же не любила ни Франциска II, ни Карла IX.
Зато она, прозорливая флорентийка, была поражена, заметив у сына чувство, дотоле ей неизвестное в нем и не ею ему навязанное: оно зародилось без ее участия и проявилось внезапно — точно сверкнувшая молния — на глазах у всего двора, застигнув ее врасплох, причем в гораздо большей степени, чем остальных.
Еще сильнее пугал ее сам выбор сына: она знала эту девушку, у которой за внешней оболочкой шестнадцати лет просматривались сверкающие молнии внезапно расцветших женских притязаний.
Как только настал день, она послала сообщить сыну, что страдает и просит его зайти к ней.
