Появился слуга.
— Графиня Солсбери скончалась, — объявил король и ушел, повергнув в изумление всю прислугу замка.
Король не пожелал уехать и остался на похоронах любимой женщины. Он вернулся в покои, что занимал много раз, когда граф еще жил в замке.
Солнце, которое Аликс больше не приведется видеть, скрылось за горизонт, и, поскольку она всегда выражала желание покоиться на холме, что высился над замком, один из прежних служителей короля отправился за могильщиками.
Вечером в замок вошли трое мужчин.
Король слышал их шаги и, выйдя в коридор, подошел к двери комнаты, за которой покоилась умершая.
Тело Аликс покрыли саваном; лицо ее скрывала белая вуаль, доходившая до самых ног.
Один из трех мужчин вошел в комнату, сделав остальным знак удалиться.
Тот, кто остался в комнате усопшей (Эдуард следил за каждым его движением), подошел к ложу.
Он приподнял саван, укрывавший Аликс, и, опустившись на колени, прочитал молитву, после чего поцеловал покойницу в лоб.
— Да падет позор и проклятие на твоего убийцу! — шептал этот человек. — Мир и прощение твоей душе, несчастная мученица!
Услышав этот голос, король вздрогнул.
Человек стоял спиной к двери и, следовательно, к царственному зрителю этой сцены.
Когда тот, кто проник в замок под видом могильщика, снова прикрыл саваном тело графини и вышел из комнаты, Эдуард, по-прежнему прячущийся за дверью, прошептал, увидев его лицо:
— Граф!
Граф был совсем не тот, каким его знал король; никто не узнал бы его в этом мрачном человеке с поседевшими волосами, впалыми щеками и длинной бородой.
Король закрыл руками глаза, как делает человек, думающий, что он еще под властью сна, а когда открыл их снова, призрак уже исчез.
Тут в комнату Аликс вошли другие могильщики.
Король последовал за ними.
— Где ваш товарищ? — спросил он.
— Он ушел, — ответил один из них.
— И не вернется?
— Нет.
— Кто этот человек? Тоже могильщик?
— Не думаю.
— Тогда почему он пришел вместе с вами?
— Уже давно он бродит по округе, а сегодня, когда узнал, что графиня умерла, пришел ко мне и предложил помочь при погребении. Он сунул мне горсть золотых монет, и я подумал, что не должен отказывать ему в этой просьбе.
— Ладно, — сказал король. — И где он теперь?
— Я не знаю.
Король подбежал к окну и при свете луны увидел тень, отдалявшуюся от замка; она остановилась на несколько мгновений, чтобы оглянуться, и скрылась в ночи.
— Это был он, — прошептал король.
И в глубоком раздумье пошел к себе в покои.
Переступая порог, король услышал первые удары молотка могильщика: это заколачивали гроб графини.
XVII
На следующий день, на рассвете, начались похороны.
Вспомните похороны Офелии в «Гамлете», и перед вами предстанет картина погребения Аликс.
Останки благочестивой молодой женщины были зарыты в парке замка, в той стороне, что смотрела на восходящее солнце.
Потом могилу, осененную молитвами, засыпали цветами и залили слезами.
Король присутствовал на этой горестной церемонии и по ее окончании уехал в Лондон.
Нам нет необходимости описывать все, что происходило в его душе.
Поскольку он нуждался в том, чтобы отвлечься от своего горя, первым словом, сказанным им по приезде в Лондон было слово:
— Выступаем.
Эдуард не опоздал на условленную встречу. В день святого Иоанна Крестителя он двинулся в путь, простившись с королевой — несчастной женщиной: оказавшись между любовными увлечениями короля и его завоеваниями, она, казалось, навсегда была выброшена из сердца мужа.
Он доверил супругу попечению графа Кента, своего кузена, а блюстителями английского королевства назначил лордов Перси и Невила совместно с епископами Кентерберийским и Йоркским, кои, вероятно, составляли совет при принце Лайонеле, коему его отец с 25 июня вручил власть над всей Англией.
Но сколь бы значительным ни был этот поход, в стране оставалось достаточно славных людей, замечает Фруассар, чтобы опекать и защищать ее, если это потребуется.
Король приехал в Хэнтон, как было условлено, и ждал там попутного ветра, чтобы выйти в открытое море.
Кстати, великолепное это должно было быть зрелище — отплытие английского флота, который, словно туча стервятников, устремлялся к берегам Франции.
Действительно, если верить Фруассару (его обвиняли в том, что он преувеличил силы короля), Эдуард III вез с собой шесть тысяч ирландцев, двенадцать тысяч валлийцев, четыре тысячи рыцарей и десять тысяч лучников; но Найтон утверждает, будучи, однако, не в состоянии этого доказать, что число людей, сопровождавших короля, намного превосходило приведенное нами; Найтон называет тысячу двести больших кораблей, перевозящих армию Эдуарда, и шестьсот малых судов, предназначенных для транспортировки грузов.
Второго июля король поднялся на корабль.
Принц Уэльский и мессир Годфруа д’Аркур тоже взошли на королевский корабль.
За ними следовали: граф Херфорд, граф Норентон, граф Орендель, граф Корнуолл, граф Уорик, граф Хортидон, граф Суффолк, граф Аскфорт.
Среди баронов были: мессир Джон Мортимер, ставший позднее графом Ла Марч; мессир Жан, мессир Людовик, мессир Руайе де Бошан, мессир Реньо Кобхэм, мессир Монтбрей; сэр Рос, сэр Ласси, сэр Феллетон, сэр Брастон, сэр Муллетон, сэр Уэр, сэр Манн, сэр Бассет, сэр Берклер, сэр Уибб и другие.
Прибавьте к ним бакалавров Джона Чандоса, Вильгельма Фиц-Уоррена, Питера и Джона Додли, Роджера Уетвэйла, Бартелеми Бруи, Ричарда Пенбриджа.
Из иностранцев на корабле находились мессир Ульфарт из Гистеля и несколько германских рыцарей, чьи имена не дошли до нас.
Эдуард по-прежнему был чем-то озабочен и ночью не сводил глаз с оставшегося позади горизонта, мрачного, как его мысли, и не приносящего королю никакого утешения.
Тогда Годфруа д’Аркур, не знавший о том, что заботит короля, и боявшийся, что его грусть объясняется теми опасениями, какие внушает ему исход совета, данного им королю, подошел к Эдуарду и сказал:
— Не тревожьтесь, ваше величество. Страна Нормандия — одна из самых красивых на земле, и я ручаюсь вам головой, что вы беспрепятственно высадитесь на берег. Тех, кто придет к вам, не надо будет опасаться, ибо эти люди никогда не брали в руки оружия. А цвет нормандского рыцарства в этот час находится вместе со своим герцогом под Эгюйоном. Вы найдете в Нормандии богатые города и зажиточные фермы, где вашим людям будет так хорошо, что они будут вспоминать об этом даже через двадцать лет.
