– Есть тут у вас какое-нибудь начальство? – спросила
Марина.
– Есть атаман. Только его сейчас нет. Они все уехали в
Южное. Может, и приедут.
– А телефон у вашего атамана есть?
– Кого?
Марина, плюнув мысленно, решила поставить очередной
эксперимент: извлекла синюю десятку, поводила перед глазами хозяйки
покосившегося дома.
– Знаешь, что это такое?
– Бумага какая-то, – сказала хозяйка без всякого
интереса, почесывая бок. – А может, тряпка. Она тоже так мнется...
Шаткая дверь распахнулась, выскочил согнутый старичок с
совершенно белыми нестрижеными волосами и неопрятной бородой. Сбежал с крыльца,
еще издали крича:
– Вы из города, девушка?
– Совершенно верно, – сказала Марина, приободрившись.
На лице у женщины мелькнула то ли радость, то ли облегчение.
Она сказала, тупо улыбаясь:
– Вот ты с ней и поговори, дед. Придурковатая она, видно.
Слова бессмысленные лепечет, тряпкой машет...
Повернулась и решительно ушла в дом. Старичок не то что
обошел – обежал Марину крутом, восхищенно таращась и загадочно гримасничая.
– Боже ты мой! – воскликнул он с надрывом. – Из
города!.. И в джинсах, в натуральных джинсах!
Из глаз у него потекли слезы. Марина подумала спокойно: а
ведь этот уродец из кунсткамеры, судя по возрасту, может и помнить кое-что...
– Откуда вы?
– Ну, вообще-то я из Питера, – сказала Марина. –
Как бы вам объяснить, где это...
– Не нужно! – живо прервал старик. – Не нужно, что
вы! Ах ты, боже мой, Петербург! Нева! Летний сад! – он произносил все эти
слова с невероятным умилением, наслаждаясь каждым звуком. – А здесь
столько лет ни газет, ни телевизора...
Несмотря на шутовскую одежду, старик показался Марине
человеком вполне цивилизованным. Ну да, конечно, он ведь из прошлого, сразу
ясно...
– Что же мы стоим? Проходите в дом, проходите! –
старичок сорвался с места, вприпрыжку взбежал по трем ступенькам, распахнул
дверь. Марина, не колеблясь, поднялась на крыльцо. Навстречу прошла та самая
женщина – как мимо пустого места, с совершенно отрешенным лицом.
– Сюда, сюда пройдите! – старичок бежал впереди. –
Это моя комната, мой кабинет!
Марина, подняв брови, присмотрелась к «кабинету». Мебель не
то что простая – примитивнейшая, сколоченная из кое-как обструганных досок, что
кровать, что стол с двумя табуретами. Однако на грубой, приколоченной к стене
полке стояли штук двадцать книг, а в углу красовался невероятно древний на вид
небольшой телевизор или монитор старинного компьютера.
– Работает? – кивнула она в ту сторону.
– Да что вы... – чуть ли не плача, сказал
старик. – Электричества нет уж лет десять. Садитесь, что вы стоите...
– Так, – сказала Марина, осторожно усаживаясь на
табурет, казавшийся хоть и неказистым, но прочным. – Значит, и телефона
мне у вас не найти?
– Откуда?..
– Даже у атамана?
– Ну, откуда у атамана телефон?.. До ближайшего телефона –
километров пятьдесят... А вы кто?
– Я ученый, – сказала Марина.
– И чем занимаетесь? – спросил старик с живейшим
любопытством.
– Социологией, если вы понимаете, что это такое, –
сказала Марина, не особенно раздумывая.
Разоблачения она в этих условиях не боялась. Старикашка
наверняка торчит тут долгие годы, в отрыве от цивилизации, так что можно нести
любую галиматью и, не моргнув глазом, уверять, будто это и есть современная
социология, будто та социология, в которой, очень может быть, старик когда-то
разбирался, здорово изменилась, до полной неузнаваемости...
Но он не лез с коварными вопросами – вытянув шею, полузакрыв
глаза, мечтательно тянул:
– Социология... Этнография... Кибернетика... Я ведь еще
помню.
– Вы, должно быть, многое помните, – вежливо сказала
Марина.
– Ого! Мне семьдесят один... или два... или все же один...
Помню лишь, что уже за семьдесят. Я ведь еще помню не только Россию, но даже
Советский Союз... Мне сравнялось тогда двадцать один год, и мы защищали Белый
Дом...
– Вы что, бывали в Вашингтоне? – удивилась
Марина. – Что-то я не помню, чтобы Белый дом пятьдесят лет назад от
кого-то приходилось защищать...
– Я имею в виду наш Белый дом... – его морщинистое,
крохотное личико исказилось, он ударил себя по голове сухим кулачком. –
Ну, зачем?
– Что – зачем? – лениво спросила Марина, блаженно
вытянув усталые ноги.
– Зачем мы защищали Белый дом?
– Откуда я знаю? – пожала она плечами. – Вам
должно быть виднее. Я вообще не знаю, что это за дом такой, от кого вы его
защищали и зачем...
– Вот именно, зачем, зачем? – из глаз у него бежали
слезы. – Кто мог знать?.. Мы не думали, что так получится... Хотите
молока?
– Пожалуй.
Он убежал куда-то и вскоре вернулся со странным сосудом из
обожженной глины и такими же стаканами. Налил их до краев, пододвинул один
Марине.
Она поднесла свой к губам, принюхалась с некоторым
колебанием. Нет, конечно, старикашка разливал из одного сосуда и уже отпил из
своего стакана, так что вряд ли хочет ее отравить. Но на привычное молоко эта
густая белая жидкость не походила ничуть, она пахла совершенно иначе, чем-то,
вот странно, живым...
– Пейте, пейте! Это молоко!
– Из коровы? – уточнила Марина.
Мало ли что у них могло именоваться молоком.
– Из коровы, конечно!
Она медленно осушила свой стакан до донышка – с
непроницаемым лицом, ни разу не поперхнувшись. На курсах выживания в джунглях
приходилось пить и не такую гадость, насекомых жрать... И на вкус эта жидкость
ничем не напоминала привычное молоко. Нельзя сказать, что вкус особенно
неприятный, просто он решительно другой...
– Вы здесь давно? – спросила она, чтобы поддерживать
светскую беседу.
– Четырнадцать лет. Когда началась смута в России, я здесь
отдыхал. И не смог уехать, когда все рухнуло... Так и прижился, знаете ли,
коров пас... Да и теперь, собственно... Иногда приходится кого-нибудь учить
читать-писать, попадаются даже в нашей глуши люди, учат детей. Богатые,
конечно, местная аристократия, если можно так выразиться. Бог ты мой, как
хочется в город, вы бы знали...
– Вот совпадение! – сказала Марина. – Мне тоже.
– Но как вы тут оказались?
