Глава 4.
Аббат Берни. – Он хочет нарушить союз с Австрией. – Маркиза Помпадур недовольна. – Граф Стенвиль-Шуазель и аббат Берни. – Удаление кардинала. – Милость к Шуазелю. – Его жалуют в герцоги. – Берни в изгнании. – Маркиза Помпадур и королева. – Дофин. – Его удаляют в Медом, – Парламент. – Вступление на российский престол Петра III.
Аббат Берни, который из будуара маркизы Помпадур вел переговоры и заключил с австрийским министерством договор 1 мая 1756 года, был назначен в Вену посланником 11 января следующего года для того, чтоб скрепить этот договор своей подписью; потом, когда все было кончено, возвратился в Париж, был принят в совет 2 января 1757 года и сделан министром иностранных дел в июне месяце того же года Договор 1756 года был причиной этого к нему благоволения, кардинальская шапка долженствовала служить за него наградой, и для таких двух католических держав, каковы Франция и Австрия, нетрудно было получить назначение в кардинальское достоинство Кроме того, аббат Берни, хотя и враг иезуитов и отчасти философ, принимал участие в возведении в папское достоинство венецианца Беццонико, который сделался папой под именем Климента XIII.
Сделавшись министром иностранных дел в июне 1757 года, аббат был назначен командором ордена Св. Духа 2 февраля 1758 года, а в конце того же года получил кардинальскую шапку Чтоб поддержать все эти новые достоинства и титул графа, который пожаловал ему король, надобно было обогатить нового кардинала. Вследствие чего король назначил ему пенсион из собственной казны, помещение в Лувре и место в благородном Лионском капитуле, к этому прибавил аббатство Сент-Арнульдское в 1755 году, аббатство Сен-Медарское в Суассоне в 1756 году, приорство Ла-Шарите в 1757 году и, наконец, аббатство Труафонтенское в 1758 году Но, сделавшись графом, министром, кардиналом, богатым человеком, аббат стал замечать, что союз с Австрией был делом пагубным и что эта Семилетняя война, бывшая его следствием, была не только разорительна для Франции, но и вредна для его собственной популярности, итак, он начал было вести переговоры о мире, хотя бы для заключения его пришлось даже нарушить союз с Австриейю Но этого совсем не хотела маркиза Помпадур, и потому с того времени, как она в кардинале не видела более своего поверенного, она смотрела на него как на человека, которого надобно было свергнуть с высоты его величияю В это время французским посланником в Вене был граф Стенвиль-Шуазель, сын графа Степвиля, посла великого герцога Тосканскогою Он прежде служил в армии под начальством Ноайля, где исполнял должность генерал-лейтенанта инфантерии. Этот человек имел некрасивое, но зато умное лицо, был чрезвычайно горд и по характеру чрезвычайно дерзок, для того чтоб поддерживать эту гордость. Он нестрого соблюдал те правила, которые политика и дипломатия относят к числу обыкновенных добродетелей, и, по-видимому, больше любил внушать к себе страх, нежели уважение.
Аббат Берни обратился к нему, чтобы достигнуть миролюбивой цели, которой он заменил свою прежнюю политику.
Шуазель не колебался, чью принять сторону – кардинала Берни или маркизы Помпадур, с которой он находился в прямой переписке; он сообщил депеши кардинала Берни императрице Марии-Терезии, представляя ей министра иностранных дел человеком опасным и впавшим в уныние, следовательно, человеком, которого надобно было согнать с его места. Мария-Терезия, найдя в Шуазеле такого доброго австрийца, не колебалась обещать ему министерство кардинала Берни, увольнение которого было уже решено в Вене, прежде даже, нежели Людовик XV догадался, что кредит его министра подорван.
Кардинал скоро заметил, что против него затевается, он понял, как человек дальновидный, что ему невозможно было бороться против маркизы Помпадур, Марии-Терезии и Стенвиль-Шуазеля; вследствие чего он подал прошение об увольнении в пользу сего последнего. Прошение это было принято; Шуазель был вызван из Вены и сделан герцогом, как аббат Берни был сделан кардиналом. Это заставило Фридриха сказать: «Аббата Берни сделали кардиналом за то, что он сделал ошибку, и отняли у него министерство за то, что он хотел ее поправить».
Но этого было не довольно, потому что кардинал остался в совете и продолжал настаивать на заключении мира, как единственного средства, могущего извлечь Францию из того положения, в котором она находилась; почему Мария-Терезия продолжала жаловаться на него. Герцог Шуазель и маркиза Помпадур приготовили приказ о его изгнании, положили его пред глазами короля, и король подписал его.
Освободившись от Берни, герцог Шуазель, будучи уже министром, или почти министром, сделался пэром; он уплачивал свои долги, богател, выдвигал вперед свою фамилию и обнадеживал маркизу Помпадур в приобретении княжества Невшательского, на которое она не переставала обращать свои взоры и в котором одном только она видела для себя верное убежище против вражды дофина в случае смерти короля. Бедная женщина! Имея тридцать восемь или тридцать девять лет, она и не думала, что прежде него сойдет в могилу! В XVIII веке любовницам королей суждено было умирать в молодости!
Когда кардинал Берни был удален, то Шуазель, как лотарингец по происхождению и в особенности по характеру, как сын отца, который был посланником при австрийском императоре и который в этом качестве получал пенсион от Австрии, остался вполне австрийцем при французском дворе.
Достигнув власти, Шуазель понимал, что ему надобно было принять или сторону иезуитов, или строну парламента, как прежде он должен был принять сторону маркизы Помпадур или сторону дофина.
Что касается фаворитки и дофина, то Шуазель принял сторону фаворитки.
Чтобы быть последовательным, ему надобно было принять сторону парламента против иезуитов.
Объяснение того, почему он должен был поступить таким образом, и того, как Помпадур была доведена до того, что считала орден иезуитов своим врагом и, следовательно, вела с ним войну, послужит нам новым доказательством, что иногда великие события бывают следствием маловажных причин.
В 1745 году Помпадур была представлена ко двору; сделавшись маркизой, она захотела в 1746 году быть и статс-дамой королевы.
Легко понять, как было трудно, чтоб королева на это согласилась; однако же она была так добра, так угождала прихотям своего короля-супруга, что герцогиня Люинь согласилась взять на себя труд повергнуть к стопам королевы просьбу госпожи де Помпадур.
Королева отвечала, что все места статс-дам были заняты или обещаны уже другим.
– В так 6м случае, – настаивала Помпадур, – доложите ее величеству, что я почла бы для себя за величайшую честь быть сверхштатной.
Герцогиня Люинь пошла представить королеве эту новую просьбу, потом опять возвратилась к фаворитке.
– Ну, что вы мне скажете, герцогиня? – снова спросила Помпадур.
– Что? – отвечала Люинь. – Ел величество желает сохранить в своем доме принятое издавна правило.
– Какое же это правило? – спросила Помпадур.
– То, чтобы статс-дамы королевского двора ходили почаще к исповеди и чтобы все они, по крайней мере раз в год, говели, это правило наблюдается также в доме ее высочества дофины.
