Морпа поклонился и подошел к герцогине с видом, будто желает поцеловать ее руку.
Шатору, протягивая ему руку, сказала:
– Это не стоит большого труда! Морпа, уходя от герцогини, сказал:
– Итак, до субботы?
– До субботы, – повторила Шатору.
Но может ли человек знать, что с ним случится завтра! Герцогиня назначила днем своего выздоровления субботу, но в субботу ей сделалось еще хуже, и она поневоле должна была отказаться от своего желания ехать к королю.
С этого дня болезнь начала все более и более усиливаться. Одиннадцать суток провела бедная герцогиня в беспамятстве и сильном бреду. Во время бреда она кричала, что отравлена, что яд, который дали ей принять, прислан был от Морпа – Морпа-министра. Когда сознание к ней возвращалось, она исповедовалась у отца Лего, который говорил, что никогда не видел больную, которая бы готова была умереть с такой преданностью воле Божьей, как она.
Это был тот самый Лего, священник церкви св. Сульпиция, который показал себя столь строгим к бедной герцогине Беррийской.
Герцогине во время болезни пускали кровь девять раз – то из руки, то из ноги. Однако ничто не помогало: жар с каждым днем все усиливался, бред был почти беспрерывный, и в этом бреду больная часто повторяла, что она отравлена и что яд доставлен от министра Морпа.
8 декабря герцогиня Шатору, фаворитка короля, умерла в ужасных мучениях.
По вскрытии ее трупа никаких признаков отравления найдено не было.
Через два дня, то есть 10 декабря 1744 года, она была предана земле в склепе часовни св. Михаила, близ церкви св. Сульпиция.
За два года до этого, в этот же самый день, то есть 10 декабря, под подушкой герцогини была найдена табакерка короля.
Людовик XV был очень опечален этой смертью и, чтобы развеяться, поехал на охоту. 8-го числа он не мог просидеть в совете до конца и, не желая никого видеть, заперся в своем великолепном замке Трианон в обществе маркизы Буффлер, герцогини Моденской и госпожи де Бельфон, дабы вдоволь там поплакать.
Королева имела смелость написать супругу своему письмо, в котором просила у него позволения приехать разделить его горе, но король послал ей ответ через камердинера своего Лебеля, что он увидится с ней не прежде, чем возвратится из Трианона в Версаль.
Глава 13.
1745 – 1747.
Вступление в брак дофина. – Опасения герцога Ришелье после смерти герцогини Шатору. – Молчание короля. – Герцог продолжает быть в немилости. – Госпожа де Флавакур у короля. – Госпожа де Рошшуар. – Праздники, даваемые жителями Парижа. – Городской бал. – Охотница. – Переодевания. – Ножка герцогини Шатору. – Ужин 22 апреля. – Господин Ленорман д'Етиоль. – Переписка с мужем. – Переписка с королем. – Мир нарушается снова. – Англичане и голландцы. – Арест графа Бель-Иля. – Граф Маврикий Саксонский. – Битва при Фонтенуа.
1745 год начался вступлением в брак дофина с инфантой Марией-Терезией-Антуанеттой-Рафаэлою, дочерью Филиппа V и Елисаветы Фарнезской.
Весь Париж ликовал. Но, может быть, король, глубоко огорченный смертью герцогини Шатору, чувствуя сильную скуку, составлявшую болезнь его жизни, – скуку, которую пустота, оставленная в его сердце прекрасной герцогиней, сделала еще глубже, – может быть, говорим мы, король не принял бы участия ни в одном общественном увеселении, если бы герцог Ришелье не возвратился из Лангедока, чтобы утешить его хоть немного.
Смерть герцогини Шатору была для герцога Ришелье причиной не только большой печали, но еще и большого страха. У герцогини Шатору, задушевного друга герцога, – женщины, на честное слово которой он всегда мог положиться, – была в особенном портфеле вся его переписка с ней, и в этой переписке Ришелье давал ей многие советы насчет короля. Почти все эти советы были направлены против слабостей короля. Чтобы прекрасная фаворитка могла держать короля с своих оковах, герцог рассчитывал более на его пороки, нежели на его добродетели. Итак, в этой переписке короля нисколько не щадили, и если бы этот портфель случайно попал в руки его величества, то Ришелье очень легко мог бы лишиться его благорасположения.
Надобно полагать, что Ришелье боялся, если он признается, что при известии о смерти Шатору он упал на колени и с благоговением, а еще более с эгоизмом, сказал:
– Господи! Не допусти, чтобы король нашел портфель герцогини!
Король, однако, ничего не нашел или, быть может, притворялся, что ничего не нашел. Поэтому герцог Ришелье, не слыша ни слова об этом портфеле, не видя никакого тайного повеления себе от короля, успокоился и возвратился в Париж, где король, которого рассказы герцога чрезвычайно занимали, принял его гораздо ласковее, нежели прежде.
Герцог Ришелье, видя, что король так печален и уединен, старался, разумеется, прежде всего найти ему подругу. Сперва он попытал счастья у маркизы Флавакур, что было бы продолжением связи короля с той же фамилией: четыре сестры были уже его фаворитками, весьма естественно было иметь фавориткой и пятую. Итак, он отправился к прекрасной маркизе и искушал ее всеми возможными способами. Хотелось ли ей богатства? Людовик был богатейшим государем на свете. Министры всех государств являлись бы к ней для заключения предварительных условий войны и мира. Хотелось ли ей возвысить свою фамилию? Она сделалась бы раздавательницей королевских милостей и должностей. Маркиза с улыбкой глядела на искусителя.
– Все это очень хорошо, – сказала она, – я это знаю, но…
– Но что же? – возразил герцог.
– Но я всему этому предпочитаю уважение современников.
Вот все, чего герцог смог от нее добиться.
Тогда он обратился к маркизе Рошшуар. Она была из фамилии Мортмаров, то есть была умна и недурна собой, но, несмотря ни на свой ум, ни на свою красоту, маркиза Рошшуар не имела успеха.
Между тем король становился все более и более печален и скучен.
Герцог, дабы развлечь чем-нибудь короля, обратился к общественным увеселениям.
Это были увеселения чисто простонародные, устраиваемые от города Парижа. Но они были тем забавнее, тем оригинальнее для короля, потому что король привык к одним только придворным увеселениям. Старшины ремесленных цехов устраивали в складчину бальные залы то в одном месте, то в другом – сегодня на Вандомской площади, завтра на площади Побед. Каждый вносил свою долю: плотники строили зал, обойщики его меблировали, владельцы фарфоровых заводов доставляли лучшие свои вазы, цветочники устраивали в них исфаганские или багдадские сады. Таким образом, промышленники объединялись и общими силами устраивали все с такой роскошью, какой невозможно было достигнуть обладающему величайшим богатством. Торговцы винами среди этих цветов устроили фонтаны, из которых лились жемчужной пеной шампанское и бордоское вина; лимонадчики приготовили пуншевые чаши и прохладительные напитки; занимающиеся приготовлением мороженого воздвигли на снежном основании альпийские горы с верхушками того розового цвета, который заходящее солнце обыкновенно разливает по вершинам гор. Одним словом, эти увеселения представляли собой что-то очаровательное, волшебное.
