Пай спохватывается, переводит взгляд на Леннокса; напускает на себя вежливое безразличие к отирающейся у стола Тианне.
— С дочкой путешествуете?
Во взгляде Леннокса немая угроза. Он хватается за столешницу. В больной руке вспыхивает боль, Леннокс старается ее не замечать.
— Это мой дядя Рэй, — вмешивается Тианна, голосок у нее сладчайший, интонации заговорщицкие. Ленноксу не по себе. — Он прилетел из Шотландии.
— То-то я смотрю, вы с акцентом говорите, — елейничает Пай.
— Все с акцентом говорят, — бесстрастно замечает Леннокс.
Хватка его на столешнице слабеет, боль откатывает, стихает. — Могу я получить ключи?
— Идемте со мной. — Тучный клерк, отдуваясь, встает из-за стола. Леннокс и Тианна следуют за ним по ковролину в коричневую шашечку. Местами шашечки отстают от цементного пола, так и ногу подвернуть недолго. В фанерной перегородке «под каштан» — дверь с рифленым стеклом, ручка склизкая.
Ленноксу противно к ней прикоснуться: все равно что по шесть раз на день доставать Паев член из штанов и направлять его на писсуар.
Они идут по коридору, минуют две приоткрытые пожарные двери, выходят на стоянку. По пути Леннокс замечает белую доску учета возвращенных автомобилей — очередной возведенный в систему идиотизм, демонстрация откровенной предсказуемости версий. Руки тоскуют по мокрой тряпке.
Отсюда, из Америки, доска в отделе особо тяжких представляется Ленноксу коллективной аппликацией дошколят на тему «Масленица». Расцвеченная неоновыми маркерами и фломастерами, в пестрых гирляндах стикеров и фотографий, доска походила скорее на языческое капище; видимость активной следственной деятельности была особенно омерзительна в неумолимом контексте: Бритни Хэмил мертва. Драммонд с Нотменом усердствовали в обновлении информации, и в самом многообразии прикладных средств Ленноксу мерещилось оскорбление памяти погибшей девочки.
Или доска в квартире у Робин: несмотря на кокаин, компании хватило ума стереть все имена и телефонные номера. «Конечно, это Дирингова работа: только копам свойственна такая предусмотрительность. Копам да еще мерзавцам».
Вот он, Леннокс, катит от подозрительного менеджера пункта проката автомобилей; с ним чужой ребенок, девочка — с момента знакомства и суток не прошло. «Но я ведь увожу ее от педофилов —- они чуть ли не у нас на хвосте. Знаком ли этот жиртрест с Дирингом? Может, у них тут целая сеть. Куда ни глянь, всюду педофилы. Какое-то братство вольных педофилов. Тайное педофильское общество».
Нелепость какая. И вообще, у него явное умственное расстройство — разве он способен делать адекватные выводы?
Детей нужно защищать. И сексуальные домогательства — пресекать на месте. Поэтому-то он и стал полицейским, поэтому и затеял одиночный крестовый поход — уверился в его необходимости. Именно наличие педофилов оправдывает профессию полицейского. Это вам не стоять на страже траченых молью устоев правопорядка и собственности денежных мешков: Это открытая борьба добра со злом — в противовес лицемерным попыткам исправить следствия нищеты, скуки, глупости и алчности.
Они в прокатном «фольксвагене», еле пилят по бульвару — час пик, пробка. Девочка молча плавится на переднем сиденье, покусывает нижнюю губку. «Фольксваген» вытесняют на крайнюю полосу, потом на фривей. Сообразив, что не представляет, куда ехать, Леннокс рулит к ближайшей развязке.
— Тианна, сколько миль до Болоньи?
Тианна уткнулась в журнал, свадебное платье захватано Ленноксовыми грязными пальцами.
— Много.
— А по времени сколько ехать?
— Часа два или три. Может, больше. Не помню.
Черт. Нужно найти автосервис. Или заправку. И карту купить.
По радио передают эминемовских «Солдатиков». Припев вызывает у Леннокса мурашки. Его руки на руле побелели. Правая опять ноет. Парень просто гений, мать его, думает Леннокс. К горлу подступает комок, глаза наполняются слезами. Мы все падём.
Окоченевшее тельце Бритни. Кругом кровоподтеки; шейка и вовсе синяя. В последнюю отведенную Бритни секунду — секунду боли и ужаса — глаза вылезли из орбит, да так и застыли. Может ли быть грех тяжелее, чем вот так, без колебаний, вывернуть, выкрутить из ребенка душу, словно черенок или косточку? Мистер Кондитер. Не человек — холоднокровная тварь.
Леннокс вспоминает Бритни в морге, смотрит на Тианну. Прикидывает, какие планы на нее имел Джонни — и, насколько ему известно, заодно и Ланс со Стэрри. Явно планы куда более далеко идущие, чем у Мистера Кондитера относительно Бритни. Однако он, Леннокс — иностранец в прокатной машине, с девочкой, которую совсем не знает. Если его остановит полиция, пролить свет на собственные действия будет не легче, чем объясниться с Труди.
Тианна пытается составить мнение о мужчине, что везет ее бог знает куда. Они с ним оба теперь вне закона, они спасаются от Диринга. Чет по крайней мере не выдаст ее Лансу. Пожалуй, и Шотландец Бобби не выдаст. Интересно, что будет, если он попробует к ней прикоснуться? Тианна вспоминает Винса, рыхлого, угреватого, его медлительные ласки, увещевания — последние начинались всегда на грани, Тианна глотала слезы и умирала в его мягких, как у женщины, руках. Наверно, из Шотландца Бобби получилось бы чудовище того же сорта, проникни ему в вены черная злоба: глаза от нее стекленеют, в ушах гудит. Не таков был Клемсон — тот не играл в доброго дядю, кривая ухмылка с первой секунды обещала мучения, а от взгляда и стая диких собак подползла бы к нему на брюхе. Тианна закрывает глаза, чтобы ярче представить Шотландца Бобби. Всемирно известного. Глаза резко открываются.
— Мы правда едем к Чету?
— Разумеется, к Чету, в Болонью.
— Хорошо, — откликается девочка, сама удивляясь своей искренней радости.
— Нам нужно горючее. Бензин, по-вашему. И карта Флориды.
Тианна глубокомысленно покусывает нижнюю губку.
— Горючее, — повторяет она, видимо, находя слово забавным.
— Ты знаешь номер Четова дома? А то твоя мама адрес дала, а дом не указала. — Леннокс кладет Тианне на колени блокнот со своими каракулями.
Девочка качает головой.
— Чет живет на яхте. Это клево.
Леннокс снова смотрит в блокнот. Кривится от запоздалой мысли: конечно, откуда взяться номеру, если речь о яхте. Вот же он сам нацарапал: пристань. Бог знает почему Леннокс вообразил, будто здесь, во Флориде, слово «пристань» не имеет никакого отношения к воде. Так, пафосное название какого-нибудь кондоминиума, от которого до побережья в лучшем случае полдюжины миль. Отчаяние давит на плечи: он никудышный полицейский. В упор не видит очевидного, склонен к полету фантазии. Разве не того же рода притянутый за уши «результат» в деле Бритни. Разве Ленноксово продвижение по службе не обусловлено внутренней политикой? Просто в конкретный момент понадобился конкретный крайний. У Леннокса неумолимо краснеют щеки.
