Труди и Долорес явно получили удовольствие от вечернего шопинга.
— В такую жару надо ближе к вечеру по магазинам ходить, — поясняет Долорес.
Труди с вызовом стискивает свертки и пакетики.
— Все это, Рэй, мне необходимо. Конечно, мы должны экономить... но я ведь не спрашиваю, на что ты тратишь деньги.
В Ленноксе поднимается возмущение. «Можно подумать, мне не параллельно, что она покупает».
— Труди, и я не спрашиваю! Я ни слова не сказал!
— Зато посмотрел. Знаю я этот твой взгляд, Рэймонд Леннокс.
— Да какой еще взгляд? — нетвердым языком отпирается Леннокс. — Вечно ты из мухи слона делаешь. Взгляд у меня не правильный, надо же, — взывает он к Джинджеру.
Но разруливает ситуацию Долорес.
— Шопинг у нас лучше всего получается. Придется привыкнуть, юноша. — Долорес игриво ворчит, косится на Джинджера. — Я права, мой жеребчик?
— А то. — Красное Джинджерово лицо багровеет. Или от гордости, или от смущения; а может, и от того, и от другого в комплекте, прикидывает Леннокс.
Джинджер Роджерс предлагает гостям два варианта: либо Долорес везет их обратно в Майами-Бич, потому что он малость перебрал, либо они все вместе идут в его любимый ресторан и ночуют у них с Долорес.
— Мы такси можем взять, — смущается Труди.
— Никаких такси. Пятьдесят баксов — это же грабеж! Утром я вас мигом в отель отвезу. Или Долорес отвезет.
— Ладно, — соглашается Леннокс. Он выходит на балкон, облокачивается о перила. «Холидей-инн», конечно, несколько портит вид на океан. В сгустившейся тьме все еще веет дневным жаром; правда, слабенький бриз холодит голые локти. Из диско-бара доносятся приглушенные высотой пульсирующие звуки. Ленноксу ясно: Труди недовольна. Подобно ей, он мог бы сказать: «Знаю я это выражение лица».
На балконе появляется Джинджер с двумя банками «Миллера». Задвигает за собой стеклянную дверь, протягивает банку Ленноксу.
— Настоящий рай, верно? — Джинджер с интересом ждет Ленноксовой реакции.
— Да, — отвечает Леннокс. Они чокаются банками. Леннокс знает, он бы здесь свихнулся, но он — это он, а Джинджер — это Джинджер.
— Чего тогда вид такой кислый, а, Рэймондо?
— Она меня достала! — Леннокс резко разворачивается, выпитое туманит разум, тяжелит сердце. — Мне по барабану, чего она там накупила. А она от этого только больше бесится. Знаещь, что я должен был сказать? «Давай, детка, продолжай втом же духе — мы ведь на свадьбу копим». А она бы тогда в ответ: «А ты на выпивку перестань транжирить». Я не дал ей возможности меня упрекнуть, так она не растерялась и сама с собой сцену разыграла. Только теперь все еще хуже, она ведь решила, что мне на эту гребаную свадьбу плевать.
В глазах Джинджера появляется мстительный огонек. Он не сводит взгляда с Ленноксова темени. Ленноксу кажется, Джинджер смотрит на что-то живое позади него.
— Вы только сегодня прилетели?
— Да. — Леннокс быстро оглядывается, но за спиной ничего нет.
— Отдохнуть собрались?
- Да.
— А ты вдобавок на бюллетене после нервного срыва?
Ленноксу понятно, куда клонит Джинджер.
- Да.
— Решил навестить приятеля, которого пять лет не видел?
— Да, — неохотно соглашается Леннокс, — но я бы так и так...
Джинджер перебивает:
— А она тебя свадебными планами достает?
— Ну, да, вроде того...
— Так скажи ей три волшебных слова, которые время от времени необходимо слышать каждой женщине. — Джинджер
вызывающе улыбается: — Иди к черту!
Стеклянная дверь ползет в сторону, на балкон выскакивает Храбруля, бегает кругами, кокетливо лает.
— Эй, Жеребец! Тащи сюда свою каледонскую задницу. Рэй, тебя тоже касается! Билл с Джессикой приехали!
Билл Риордан — офицер нью-йоркской полиции в отставке. Билл тощий, узкий, однако крепкий, как из гранита; впечатление, будто у него суставов вовсе нет, сплошная кость. Он из тех, кто к старости не оплывает, а усыхает. Его жена Джессика — женщина хрупкая, смотрит с прищуром, улыбается с ленцой. Время наделило ее вторым подбородком, но в целом на жир сильно поскупилось. Билл и Джессика тоже участвуют в финале по бальным танцам, и объективный Леннокс мысленно убавляет Джинджеру шансов. Вся компания перемещается в кухню. Джинджер отводит Леннокса к хот-дожнице.
— Кладешь в вертикальные щели булочки и сосиски, и через секунду все готово, — шепотом хвалится он. — Долорес не одобряет моих восторгов по поводу хотдожницы. — Джинджер косится на Билла, который разговаривает с женщинами. — Хочет, чтоб я за весом следил, у нас же на следующей неделе финал в Палм-Бич.
Они продолжают пить, не замечая, что вечер плавно перетекает в ночь. Решают не ходить в ресторан и заказывают пиццу. Постепенно перемещаются на балкон, рассаживаются в пластиковые кресла. Джинджера заносит. Ленноксу смутно помнятся эдинбургские возлияния. Джинджер, когда пьян, воистину отвратителен.
— Вы, ирландцы, мать вашу, — обращается Джинджер к Риордану, — что вы Нью-Йорку дали, кроме рабочей силы? Всегда количеством берете, знай себе плодитесь, мураши гребаные.
А вот мы, шотландцы, мы прирожденные изобретатели. — Джинджер бьет себя в грудь. —. Верно, Рэй?
Леннокс криво улыбается.
— Нет, Жеребец, это тебе каледонские туманы перспективу застят. — Билл Риордан ничуть не обижен.
— А как же Йейтс, Джойс, Беккет, Уайльд? — вмешивается Труди. — Ирландцы внесли огромный вклад в западную культуру.
Джинджер достаточно пьян, чтобы смеяться над Труди в открытую.
— Эти чуваки нашему соловью и в подметки не годятся. Я о Робби Вернее говорю. Согласен, Рэй?
— Вот уж меня в этот спор не надо втягивать.
— Прекрати, — кричит Долорес, кулачком пихая Джинджера в грудь. — Я сама ирландка. И датчанка. И шотландка.
У меня дедушка со стороны отца из Килмарнока.
«Килмарнок» она произносит как «Кил-мир-нок».
— Вовремя старик эмигрировал, - поддразнивает Джинджер, добрея на глазах.
Леннокс стращается к Риордану.
— Наверно, в Нью-Йорке на службе несладко приходилось?
Риордан не спешит соглашаться.
— Сейчас, Рэй, Нью-Йорк уже не тот, что раньше. Но я не жалею, что всю жизнь служил в полиции. Ни о едином дне не жалею.
— Как, должно быть, в Нью-Йорке опасно, особенно по сравнению с Британией. На каждом шагу вооруженные банды. — Труди бросает быстрый взгляд на Леннокса, ежится.
На сей раз Риордан машет рукой, даже не дослушав.
