— А зачем они вообще приезжают? Чем они занимаются?
— Хм… понимаешь, всегда есть люди, которым хочется, чтобы им
погадали на будущее, а также азартные игры некоторых привлекают. Но, как
правило, в таких играх цыгане жульничают. «А может, и быстрый экзотический
секс», подумал Халлек, вспомнив задравшуюся юбку, когда красавица влезала в
маленький фургон. «Интересно, как она двигается?» Разум ответил: «Как океан,
готовый разразиться штормом, — вот так».
— И люди у них покупают наркотики?
«Нынче нет нужды покупать наркотики у цыган, дорогая. Всегда
можно приобрести их на школьном дворе».
— Может быть, гашиш, — сказал он. — Или опиум.
Он прибыл в эту часть Коннектикута подростком и с тех пор
обитал тут, в Фэйрвью, и еще в соседнем Северном порту. Цыган не видел почти
двадцать пять лет… По крайней мере с тех пор, как жил подростком в Северной
Каролине. Тогда он потерял пять долларов, проиграв в «колесо фортуны», —
трехмесячное сбережение на подарок матери ко дню рождения. Вообще-то им
запрещалось допускать к таким играм детей младше шестнадцати, но, разумеется,
если покажешь монетку или длинную зеленую бумажку, — можешь делать ставку.
Некоторые вещи никогда не меняются, подумал он, особенно старая истина: когда
деньги говорят, никто не уходит. Если бы его еще вчера спросили, он пожал бы
плечами и предположил, что больше бродячих цыган и таборов не существует. Но,
видимо, это племя кочевников вечно. Приходят, не имея корней, и так же уходят:
людское перекати-поле — готовы заключить любую сомнительную сделку и вовремя
скрыться из города с долларами в засаленных кошельках, передаваемых по
наследству. Они выжили. Гитлер пытался их истребить заодно с евреями и
гомосексуалистами, но они, видно, переживут еще тысячу гитлеров.
— А я думала, что наш парк открыт для всех, он — всеобщее
достояние, — сказала Линда. — Нам в школе так говорили.
— В какой-то мере это так, — ответил Халлек. — «Всеобщее»
означает общую собственность жителей городка. Налогоплательщиков.
Банг! Ложь № 2. Налоги никакого отношения не имеют к
общественным территориям в Новой Англии.
— Налогоплательщики? — сказала она с недоумением в голосе.
— Надо получить разрешение на использование общественных
угодий.
Кланг! Ложь № 3. Эта идея была отброшена в 1931-ом, когда
группа фермеров, выращивавших картофель, основала Хувервилль в самом сердце
Люистона, штат Мэн. Город обратился в Верховный Суд Рузвельта, но там их даже
слушать не стали. И все потому, что хувервилльцы избрали парк Петтинджилл, чтобы
разбить там свои палатки, а парк Петтинджилл оказался общей землей.
— Так бывает и когда приезжает цирк «Шрайн», — подкрепил он
свой довод.
— А почему цыганам не дают разрешения? — голос ее уже звучал
сонно, слава Богу.
— Может быть, забыли что-то оформить…
«Ни малейшего шанса, Лин. Только не в Фэйрвью. Тем более,
когда видишь парк со стороны Лантерн Драйв и клуба: за этот вид, за такой
пейзаж ты приличные деньги заплатил, так же как и за частные школы, где обучают
компьютерному программированию для банков на новеньких „Эппл“ и „ТРС-80“, не
говоря уж о сравнительно чистом воздухе и тишине в ночи. Конечно же, нет
возражений против цирка „Шрайн“, тем более их нет — против празднества
„Пасхальное яйцо“. Но цыгане? Извините, — вот Бог, вот — порог, не забудьте
вашу шляпу. Грязь мы с первого взгляда распознаем. Руками ее не касаемся.
Зачем? Есть прислуга, которая все выметет из дома. Когда грязь появляется в
городских общественных местах, у нас есть Хопли».
Но эти истины не для девочки-школьницы, подумал Халлек.
Такие истины познаются жизнью. Может, узнаешь их от своих однокашниц, или само
придет. «Не наши они люди, девочка, и держись от них подальше».
— Спокойной ночи, папа.
— Спокойной ночи, Лин.
Он еще раз поцеловал ее и вышел.
Дождь со штормовыми порывами ветра забарабанил по окну его
кабинета. Халлек проснулся, словно не от сна, а от дремоты. «Не наши они люди,
девочка», подумал он вновь и тихо засмеялся. Звук собственного тихого смеха
испугал: только чокнутые смеются в одиночестве. Это и делает их чокнутыми.
«Не наши люди».
Если раньше он в это не верил, то поверил теперь.
Теперь, когда он стал «Худеющим».
Халлек наблюдал, как медсестра Хаустона вытянула из него
одну-две-три пробы крови из левой руки и расставила их в контейнер, как яйца в
картонку. Ранее Хаустон дал ему три карточки на анализ стула и попросил
прислать ему результат. Халлек мрачно сунул их в карман, потом наклонился для
ректо-анализа, содрогаясь от унизительной процедуры, которая хуже некуда.
Жуткое ощущение чужеродного вторжения.
— Расслабься, — сказал Хаустон, надевая со щелчками
резиновые перчатки. — Пока не чувствуешь обе мои руки на твоих плечах, можешь
не беспокоиться. — Он рассмеялся.
Халлек зажмурил глаза.
Хаустон увиделся с ним через два дня, поскольку, по его
словам, главное — анализ крови. Халлек уселся в приторно уютной комнате
(картины с изображением парусника-клиппера, борющегося с волнами, глубокие
кресла, толстый мягкий ковер серого цвета), где Хаустон консультировал
пациентов. Сердце Билли тяжко билось, на висках выступили капельки холодного
пота. «Не стану распускаться перед мужиком, отпускающим шуточки в стиле
черномазых», сказал он себе с мрачной решимостью и уже не первый раз. «Если
придется поплакать, выеду из города, припаркуюсь где-нибудь и сделаю это».
— Знаешь, все выглядит прекрасно, — спокойно сказал Хаустон.
Халлек заморгал. Страх успел настолько глубоко въесться в
его душу, что ему показалось, будто он ослышался.
— Что?
— Все выглядит прекрасно, — повторил Хаустон. — Можем еще
повторить тесты, если хочешь, Билли, но я пока что не вижу в этом
необходимости. Скажу более, твоя кровь выглядит даже лучше, чем в двух прежних
анализах. Холестерин снизился, то же самое с триглицеридами. Еще больше потерял
в весе — моя медсестра зафиксировала утром 217 фунтов. Но что я могу сказать?
Ты все еще на тридцать фунтов превышаешь норму, и я не желаю тебе опять
потерять из виду собственный член. — Он улыбнулся. — А вот чего бы я действительно
желал, так это узнать твой секрет похудения.
— Нет у меня никакого секрета, — ответил Халлек. Он
испытывал замешательство и огромное облегчение. Точно как пару раз в колледже,
когда чудом сдал экзамены, не подготовившись к ним.
— Пока воздержимся от выводов — подождем результатов серии
Хеймана — Рейхлинга.
