— Гордыня. Ничто иное.
— Нет.
— Возьми. Упрашивать не стану.
Ребекка мотает головой.
— Тогда прими то, от чего нельзя отказаться. Пророчество.
Оба смотрят друг другу в глаза.
— Рано иль поздно тебя вздернут.
Ребекка не отводит взгляд:
— И у тебя есть нужда, мистер Аскью. Любви тебе.
Она выходит, стряпчий собирает записи. Взяв отвергнутую гинею, он бросает свирепый взгляд на секретаря, готовый сорвать злость. Но тот, не будь дурак, уткнулся в бумаги.
~~~
Манчестер, октября десятого дня
Ваша светлость,
вряд ли сии материалы вызовут Ваше доверье, однако питаю надежду, что мне будет позволено изложить собственное мненье: сие не заурядное вранье иль небылица жуликоватой бабы, спасающей свою шкуру, ибо истинная плутня сочинила б меньший вздор, дабы не подвергать вышеупомянутую зловредную шкуру столь великой опасности. Ежели коротко, то вслед за древним мудрецом приходится сказать Credo quia absurdum
{165}
и во многом (ежели не во всем) поверить Ребекке Ли, ибо поверить ей невозможно. Безусловно, она подверглась сильному влиянью его сиятельства и их слуги, для чего имелась благодатная почва обид, полученных в ее прежней распутной жизни. Я убежден, что в обычном смысле она не лжет, то бишь искренне верит в природу и значенье произошедших событий; non obstante
{165}
я столь же крепко убежден, что показанья ее не соответствуют истине.
Прежде надобно кое-что пояснить касательно ее припадка, не выглядевшего умышленно заготовленным в духе суеверной сектантки. Гораздо подозрительнее ее поведенье после того, как она пришла в себя. Сие нелегко объяснить, но в ней будто открылось нечто новое, дотоле скрываемое, этакая разгульная наглость, подмеченная мною в ее бывшей хозяйке Клейборн. Из протокола видно, что она улыбалась, но текст не передает того нескрываемого презренья к моему вопросу, не постыдно ль то, что ей привиделось. Однако в дерзости ее не читалось стремленья обмануть. Я бы сказал, припадок укрепил ее в своенравной гордыне и полном безразличье к тому, насколько непочтительно ее повеленье на допросе.
Разумеется, Ваша светлость подметят, что зачастую в утвержденьях ее отсутствует всякая разумная логика, и попеняют: дескать, что ж ты не поднажал, дабы в пух и прах разнести сию несусветную глупость. Прошу верить на слово: этаких нахрапом не возьмешь, но лишь глубже загонишь в отступническую нору, откуда уж ничем не выковырнешь. Я знаю сию малограмотную особь, что скорее пойдет на костер, нежели прислушается к здравому смыслу и отречется; при всей наружной слабости этакие бабы не чувствительны к смерти, но еще упрямее и несгибаемей иных мужчин. Они будто околдованы неким заговором и уже не могут стряхнуть его чары, навеки оставаясь его оболваненными рабами. Ничто не сможет их разубедить. Наверняка Ваша светлость заметят, что Ли тем паче своенравна, ибо колесом судьбы была чрезмерно вознесена над уготованной ей долей, пусть через порок и бесстыдство. Никто не привил ей божественную мудрость об женском предназначенье быть помощницей мужу и хранительницей домашнего очага.
Поверьте, Ваша светлость: с нового пути ее так просто не собьешь. Кроме упомянутого мною фрагмента, в ответах ее было меньше задиристости и перекора, чем сие выглядит на письме, но больше сожаленья об собственной дерзости, продиктованной ее верой. Подобное можно счесть грошиком в копилку той, кто растранжирил чуть не весь капитал. В целом же она являет собой пример неуступчивости, с какою слуга Вашей светлости редко сталкивался. Взять хотя бы немыслимые утвержденья об тайной натуре его сиятельства (кому уж знать ее, как не Вашей светлости) и упованья на ублюдка, зреющего в ее чреве.
Ежели сие не оголтелое кощунство, то с ним граничит, хоть ею трактуется как светоч надежды (правда, не в безоглядной уверенности, свойственной истинным умалишенным). Как Вы понимаете, тут она уязвима для наказанья, ибо в словах ее вполне явны злобные оскорбленья благопристойной веры. Не сомневаюсь, что вскоре само время выявит всю преступную глупость ее и вынесет наказанье, какое в заносчивости своей она вряд ли снесет. Надеюсь, Ваша светлость, поразмыслив, согласятся, что столь нечестивые сужденья лучше не предавать огласке. Хорошо известно, что подобные ложные пророчества всегда привлекают последователей из праздной легковерной черни. Как говорится, не буди спящую собаку. Полагаю, нет нужды говорить об возможных последствиях, ежели этакая подлейшая тварь очнется и выскочит на людную улицу. Такие, как Ли, гораздо безопаснее в роли обычных еретиков, отбросов общества, клоаки; не стоит наделять их каким-то особым благочестьем.
С мистером Фотерингеем, уже изрядно наблюдавшим оную секту, мы едины во мненье об ее пагубном влиянье на город, ибо при внешнем соблюденье гражданских законов еретики не имеют к ним никакого почтенья и меж собой называют не иначе как тиранией, коя со временем будет сброшена. Ко всем доводам и увещеваньям они глухи — такое впечатленье, говорит мистер Ф., будто обращаешься к французским изгнанникам, не знающим нашего языка. Известно высказыванье Уордли: «Что толку спорить об вере с невежественными и похотливыми христианами, коих ждет проклятье».
Через внедренных шпионов мистер Ф. за сектой внимательно следит и при первом же удобном случае, каковой, полагает он, не заставит себя ждать, ее обуздает. Однако еретики скрытны, осторожны и беззаветны в защите своей веры, что Ваша светлость могут заключить из материалов сего расследования. Как видим, Ли упорствует в заблужденье и твердо отстаивает свои новые верованья. От милостыни Вашей светлости она отказалась безо всяких колебаний, словно, Господи помилуй, от дьявольского подаянья. Бесспорно, под маской смиренья скрыта волевая натура. Как всегда, Ваша светлость были правы, сказав, что она незаурядная особа. К сему нечего добавить.
Неделей раньше Ваша светлость оказали мне честь, повелев, чтоб мое естественное благоговенье перед высоким саном не препятствовало высказыванью собственных суждений. Нынче же я весьма неохотно подчиняюсь Вашей юле, ибо, проливая слезы, вынужден донести горькую правду. Буду краток: я лишь надеюсь, но не верю, что его сиятельство все еще живы. Основаньем к тому не один лишь уже известный Вашей светлости факт: с той поры как его сиятельство исчезли, их денежный счет остается без изменений.
Я также беру в усмотренье гибель слуги Терлоу. Вашей светлости известно, что всю жизнь он был невероятно предан своему господину. Не вижу причин его добровольного ухода, кроме одной: узнав об смерти любимого хозяина, он, точно верный пес, не захотел жить. Тоскуя, он не умер подле тела своего властелина, как часто бывает. Но, полагаю, именно сия кончина подтолкнула его к отчаянному шагу. Как я уже сказывал, в моем присутствии место самоубийства тщательно осмотрели. Боюсь, мы допустили ошибку, и все было гораздо проще: увидав смерть его сиятельства, охваченный ужасом Терлоу выскочил из пещеры, как об том показал Джонс, но позже, после ухода Джонса с девицей иль даже на следующее утро, вернулся, чтоб убедиться в том, чему отказывался верить его убогий разум. Кошмар подтвердился — он нашел хозяина бездыханным, после чего закопал его там же в пещере либо перенес в неведомое нам место и лишь тогда, исполнив скорбный долг, впал в отчаянье и повесился. Увы, гипотеза моя вынуждает двигаться дальше и растолковать смерть его сиятельства.
