Голос не отвечал, и, несколько секунд понапрягав слух, Джейк
решил, что беседа закончена. Он сунул "Угадай-дай-дай!" и "Чарли
Чух-Чуха" за пояс штанов (увидев при этом, что они перемазаны грязью и
обсыпаны репьями) и крепко ухватился за забор. Он подтянулся, перемахнул на
другую сторону и вновь соскочил на тротуар Второй авеню, позаботившись о том,
чтобы приземлиться на здоровую ногу.
Движение на улице заметно оживилось, прибавилось и машин, и
пешеходов: рабочий день закончился, все спешили домой. Кое-кто обратил внимание
на неуклюже спрыгнувшего с забора чумазого парнишку в порванном блейзере и
вылезающей из-под него незаправленной рубахе, но таких было немного. Чудаки для
жителей Нью-Йорка зрелище привычное.
Джейк на секунду задержался у забора, охваченный ощущением
утраты. Впрочем, до него дошло и кое-что другое: спорящих голосов по-прежнему
было не слыхать. Небольшое, но достижение.
Мальчик поглядел на забор, и намалеванные с помощью
распылителя вирши так и бросились ему в глаза – быть может, потому, что краска
была одного цвета с розой.
– ЧЕРЕПАХА-великанша держит Землю на спине, – пробормотал
Джейк. – Неохватная такая – не приснится и во сне. – Он вздрогнул. – Ну и
денек! Мамочки мои!
Он повернулся и медленно захромал в сторону дома.
Глава 19
Должно быть, привратник позвонил наверх сразу, как Джейк
вошел в вестибюль, потому что, когда лифт открылся на пятом этаже, там уже
стоял отец. Элмер Чэмберс был в линялых джинсах и ковбойских сапожках,
превращавших его пять футов десять дюймов в прославленные и великолепные шесть.
На голове топорщился короткий ежик черных волос; сколько Джейк себя помнил, у
отца всегда был вид человека, взбудораженного только что пережитым огромным
потрясением. Едва Джейк вышел из лифта, Чэмберс схватил его за руку повыше
локтя.
– Посмотри на себя! – Взгляд отца прыгал вверх-вниз; от него
не ускользнула ни грязь на лице и руках сына, ни засохшая кровь на виске и на
щеке, ни пропыленные штаны, ни порванный блейзер, ни репей, украсивший галстук
Джейка, точно причудливая булавка. – Иди-ка, иди сюда! Где тебя носило, черт
возьми? Мать чуть не рехнулась!
Не дав Джейку возможности ответить, отец втащил его в квартиру.
Джейк увидел Грету Шоу, стоявшую в арке, которая соединяла столовую с кухней.
Экономка со сдержанным сочувствием взглянула на него и поскорее исчезла, не
желая случайно попасться на глаза "барину".
Мать сидела в своем любимом кресле-качалке. При виде Джейка
она встала – не вскочила,не кинулась через прихожую, чтобы покрыть сына
поцелуями и осыпать бранью, – просто встала и подошла к нему. По ее глазам
мальчик догадался, что с полудня она приняла по меньшей мере три таблетки
валиума. Может быть, и четыре. Родители – оба – твердо верили, что химия
улучшает жизнь.
– У тебя кровь!Ну где же ты бы-ыл? – Интеллигентный голос
выпускницы Вассара (престижный женский колледж). Словно в дом пришел знакомый,
попавший в мелкую аварию.
– Гулял, – ответил Джейк.
Отец грубо встряхнул его. Захваченный врасплох, Джейк
споткнулся и наступил на больную ногу. Снова вспыхнула острая боль, и мальчик
внезапно разозлился. По его мнению, отец взбеленился вовсе не потому, что сын
исчез из школы, оставив там лишь свое безумное сочинение; отец бесился оттого,
что у Джейка хватило нахальства пустить коту под хвост его,Элмера Чэмберса,
драгоценное расписание.
До этого момента своей жизни Джейк испытывал к отцу только
три осознанных чувства: недоумение, страх и своего рода робкую смущенную
любовь. Теперь на поверхность поднялись четвертое и пятое, злость и отвращение.
К этим неприятным чувствам примешивалась тоска по дому. Ее-то и было сейчас в
Джейке больше всего: она, словно дым, пропитывала собой все остальное. Джейк
глядел на залитые румянцем гнева щеки отца, на уморительную стрижку, и ему
хотелось вновь очутиться на пустыре, смотреть на розу и слушать хор. "Этот
дом мне больше не дом, – подумал он. – У меня есть дело, его нужно сделать.
Если б я только знал, что это".
– Убери руки, – сказал он.
– Чтоты сказал? – Чэмберс-старший широко раскрыл налитые
кровью глаза. Белки были очень красные; Джейк догадался, что за сегодняшний
день отец успел изрядно поуменьшить свой запас волшебного порошка и перечить
ему, вероятно, не стоит, но тем не менее чувствовал твердое намерение перечить.
Он – не мышка, угодившая в зубы к коту-садисту, и не позволит, чтобы его
трепали и трясли. Ни сейчас. Ни потом. Пожалуй, никогда. Мальчик вдруг понял,
что его злость произрастает, главным образом, из одного простого факта –
поговоритьс родителями о том, что произошло – все ещепроисходит, – он не может.
Они давным-давно закрыли перед ним все двери.
"Но у меня есть ключ", – подумал Джейк и нащупал
его сквозь ткань брюк. Откуда-то выплыл обрывок странного стишка: "Если
хочешь приключений, если ты устал скучать – не откладывай на завтра, прогуляйся
вдоль ЛУЧА".
– Я сказал, отпусти, – повторил он. – Я подвернул ногу, и ты
делаешь мне больно.
– Я тебе сейчас все остальное подверну – попробуй только не…
Почувствовав внезапный прилив сил, Джейк вцепился в
отцовскую руку, больно державшую его пониже плеча, и яростно отбросил ее. Отец
разинул рот.
– Яу тебя не работаю,– сказал Джейк. – Я твой
сын,припоминаешь? Если нет, сходи глянь на фотографию – она у тебя на
письменном столе.
Верхняя губа Чэмберса-старшего поползла вверх, открывая
идеально ровные зубы. В этом оскале на каждую часть бешенства приходились две
части удивления.
– Не сметь так со мной разговаривать, мистер! Где твое
уважение к родителям, черт побери?
– Не знаю. Может быть, потерял по дороге домой.
– Ты самовольно уходишь с занятий, весь день шляешься, а
теперь стоишь тут, поганец, раззявив пасть и нагло дрищешь словами…
– Хватит! Перестаньте! – крикнула мать Джейка. Несмотря на
транквилизаторы, в ее голосе звучали близкие слезы.
Отец Джейка хотел было снова схватить сына за руку, но
передумал. Возможно, определенную роль здесь сыграла та удивительная сила, с
какой Джейк секундой раньше оторвал от себя его пальцы. Или, быть может, то,
что светилось во взгляде мальчика.
– Я хочу знать, где ты был.
– Гулял. Я же сказал. И большея тебе ничего говорить не
собираюсь.
– Хрена с два! Директор школы звонил, твой учитель
французского явилсясюда, и у обоих было к тебе beacoup (множество – фр.)
вопросов! Как и у меня. Так вот, я хочу получить ответы!
– Ты весь в грязи, – заметила мать и робко прибавила: –
Джонни, на тебя напали? Ограбили? Ты сбежал с уроков, и на тебя напали и
ограбили?
