– Да? А что ж, по-твоему, Уинстон хотел сделать со мной
своим богомерзким копьем? – поинтересовался Эдди, с отвращением осознавая, что
эта женщина все-таки заставила его почувствовать вину за содеянное. –
Подровнять мне баки?
– И Фрэнка убили, и Любострастника, – упрямо продолжала
женщина, – а сами-то вы кто? Коли не Седые, от коих добра не жди, так, стало
быть, того хуже, богомерзкие иноземцы. На кого теперь остались севергородские
Зрелые? На Топси – на Топси-моряка… а где тот Топси? Видите вы его тут? Шиш!
Взял свою лодчонку и удрал вниз по реке! Да, удрал, удрал, будь он проклят; ни
дна ему ни покрышки, такое мое слово!
Сюзанна перестала слушать; в голове у нее, завораживая,
снова и снова звучали колдовской жути слова, сказанные женщиной чуть раньше:
"из шапки его камень и вынься… ну и пустили мы Торопыгу плясать". Ей
вспомнился читанный еще в колледже рассказ Ширли Джексон "Лотерея", и
она поняла: для этих людей, выродившихся потомков исконных Зрелых, выдуманный
Джексон кошмар – повседневность. Не диво, что они не способны ни на какие
сильные чувства, коль скоро знают – им тянуть страшный жребий не раз в год, как
в рассказе, а два-три раза на дню.
– Зачем? – охрипшим от ужаса голосом спросила Сюзанна у
окровавленной. – Зачем вы это делаете?
Женщина посмотрела на Сюзанну как на законченную кретинку.
– Зачем? Да чтоб призраки, что обитают в машинах, не
завладели телами погибших, ни Зрелых, ни Седых, и не послали их сквозь дыры в
мостовых пожрать нас. Всякий дурак это знает.
– Призраков не бывает, – сказала Сюзанна, и собственные
слова показались ей бессмыслицей, вздором. Конечно же, призраки были. Здесь, в
этом мире, призраки были повсюду. Тем не менее она не отступалась: – То, что вы
называете Божьими барабанами, просто пленка, вставленная в специальный аппарат.
И больше ничего. Честное слово. – Во внезапном приливе вдохновения она
прибавила: – А может, это делают Седые, нарочно, – вам никогда не приходила в
голову такая мысль? Они ведь живут в другой части города, да? К тому же подней.
И всегда хотели выкурить вас отсюда. Так, может, они просто напали на
по-настоящему действенный способ заставить вас сделать их работу за них?
Рядом с перемазанной кровью женщиной стоял пожилой господин
в поношенных коротких штанах защитного цвета и неком подобии допотопного
котелка. Теперь этот господин выступил вперед и с напускной учтивостью, которая
придавала его тщательно скрываемому презрению остроту отточенного как бритва
кинжала, обратился к Сюзанне:
– Вы глубоко заблуждаетесь, госпожа Стрелок. Под Ладом
помещается великое множество машин, и в каждой обитают призраки – демонические
духи, питающие к смертным лишь неприязнь. Сии сатанинские тени весьмагоразды
воскрешать мертвецов… а мертвецам в Ладе несть числа.
– Слушай, Дживз, – вмешался Эдди, – ты сам-то хоть раз видел
этих зомби? Кто-нибудьиз вас их видел?
Дживз скривился и промолчал – но мина, которую он состроил,
была более чем красноречива. Чего же и ожидать, вопрошал презрительный изгиб
губ, от чужестранцев, коим разуменье заменяют пистоли?
Эдди счел за лучшее закрыть тему живых мертвецов и в корне
изменить направление беседы. Все равно, в миссионеры он отродясь не годился. Он
качнул "Ругером" в сторону перепачканной кровью женщины.
– Ты и вон тот твой дружок, что косит под
англичанина-дворецкого в выходной, отведете нас на вокзал. После этого мы
сможем распрощаться, чему, скажу честно, я буду страшно рад.
– На вокзал? – переспросил нелепо одетый субъект, похожий на
Дживза-дворецкого. – Что такое вокзал?
– Отведите нас к колыбели, – сказала Сюзанна. – К Блейну.
Дживза наконец проняло; утомленно-снисходительное презрение,
какое он до этой минуты выказывал чужакам, сменилось выражением ужаса и
потрясения.
– Туда нельзя! – вскричал он. – Колыбель – место запретное,
а Блейн – опаснейший из призраков Лада!
"Запретное? – подумал Эдди. – Классно. Если это правда,
по крайней мере, не придется больше переживать за вас, козлы". Кроме того,
приятно было слышать, что какой-то Блейн еще существует… или, во всяком случае,
что эти люди так думают.
Прочие пялились на Эдди и Сюзанну с выражением тупого
изумления, словно непрошеные гости, возмутители спокойствия, предложили кучке
новообращенных христиан отыскать ковчег Завета и устроить там платный туалет.
Эдди поднял "Ругер", и на мушке оказался центр лба
Дживза.
– Мы идем,– объявил он. – А ты, если не хочешь сию же
минуту, не сходя с этого места, присоединиться к своим прабабкам-прадедкам, не
ссы, бросай ныть и веди, куда сказано.
Дживз с окровавленной неуверенно переглянулись, но когда
мужчина в котелке снова посмотрел на Эдди и Сюзанну, на лице его была написана
непоколебимая решимость.
– Стреляйте, коли угодно, – сказал он. – Уж лучше принять
смерть здесь, чем там.
– Знаете, кто вы, ребята? Кучка вонючих психопатов с
размягчением мозгов! – вспылила Сюзанна. – Умирать никомуне придется. Проводите
нас, куда нам надо, и все, Господи ты Боже мой!
Женщина мрачно сказала:
– Да ведь зайти в Блейнову колыбель и значит с жизнью
проститься, сударыня, истинно говорю. Ибо Блейн почивает, и кто потревожит его
покой, дорого за то заплатит.
– Да ладно, красивая, – фыркнул Эдди. – Втянула голову в
жопу, так уж кофе не понюхаешь.
– Не пойму, о чем это вы толкуете, – отвечала та со
странным, повергающим в недоумение достоинством.
– Поясняю: вы либо ведете нас в колыбель, рискуя навлечь на
себя Гнев Блейна, либо не трогаетесь с места и на собственной шкуре узнаете,
что такое Гнев Эдди. Не обязательно стрелять точно в голову, чтоб вы знали.
Можно отстреливать от человека по кусочку. Мне на такое черное дело злости как
раз хватит, нутром чую: гостей ваш город встречает хуже некуда. Музыка дерьмо, народец
сплошь вредный, а первый же встречный шарахнул в нас гранатой и уволок с собой
нашего друга. Ну так как?
– Да на что вам непременно сдался Блейн? – спросил кто-то. –
Он уж много лет не покидает колыбели. Говорить на разные голоса и смеяться и то
перестал.
"Говорить на разные голоса и смеяться?" – повторил
про себя Эдди. Он посмотрел на Сюзанну. Та пожала плечами.
– Последним к Блейну подступался Ардис, – сказала
окровавленная.
Дживз мрачно кивнул.
– Ардис во хмелю всегда делался дурак дураком. Блейн задал
ему вопрос, я сам слыхал, да ничего не понял, посчитал бессмыслицею, –
помнится, что-то о матери воронов, – а когда Ардис не сумел ответить, что было
спрошено, Блейн убил его голубым огнем.
