– Не останавливайся! – резко распорядилась Сюзанна. – У нас
нет времени на…
Гвалт пробуравил истерический визг, сопровождавшийся
одобрительными воплями и, что было уж вовсе невероятно, аплодисментами того
рода, какими в отелях-казино Атлантик-Сити награждаются определенные номера
развлекательной программы. Визг захлебнулся и перешел в протяжный замирающий
клекот, схожий со стрекотом погружающейся в летний транс цикады. Эдди
почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Он покосился на трупы,
которыми был обвешан ближайший репродукторный столб, и понял: страстные
любители забав, Зрелые города Лада, устроили очередную публичную экзекуцию.
"Замечательно, – с ехидцей подумал он. – Им бы еще Тони
Орландо с "Дон", спеть "Постучи три раза", тогда все здесь
умерли бы счастливыми".
Эдди с любопытством поглядывал на угловые каменные хоромы.
Близ них сильно пахло зеленью, похоронившей под собой мрамор стен. Травяной
запах был едким до слез, и все равно он пришелся Эдди по душе больше, чем
корично-сладкий дух высохших трупов. Повилика, которой густо обросли лозы,
свешивала вниз пучки тощих как крысиные хвостики плетей, превращая ровный строй
арочных входов в вереницу зеленых водопадов. Внезапно сквозь один такой водопад
стремглав проскочила и заспешила к Эдди и Сюзанне некая фигура. Судя по
габаритам, понял Эдди, парнишка, совсем сопляк. Одет мальчуган был причудливо и
нелепо, в костюм маленького лорда Фаунтлероя – белая рубашка с брыжами,
короткие панталоны бумажного бархата, в волосах ленты. На Эдди вдруг накатило
ни с чем не сообразное неудержимое желание замахать руками над головой и громко
пропеть: "Тили-бом, тили-бом, город Лад – большой дурдом!"
– Айда! – на бегу крикнул мальчик тонким писклявым голоском,
рассеянно смахивая запутавшиеся в волосах зеленые веточки. – Там сию минуту
прикончат Торопыгу! Пришел черед Торопыги отбыть в край барабанов! Айда, не то
всю потеху прозеваете, будь она неладна!
Вид мальчика ошеломил Сюзанну не меньше, чем Эдди, но, когда
ребенок подбежал ближе, ей бросилось в глаза, что в его манере стряхивать
крошки и прядки зелени, застрявшие в перевитых лентами волосах, есть что-то
странное: он упорно пользовался только одной рукой. Другую руку мальчик прятал
за спиной – и когда выныривал из бурьянного водопада, и сейчас.
"Как это, должно быть, неудобно!" – подумала
Сюзанна, а потом, словно в голове у нее заработал магнитофон, услышала голос
Роланда – слова, сказанные стрелком у оконечности моста: "Я предвидел
нечто подобное… кабы мы увидели молодчика раньше, оттуда, куда его бомбе было
не достать… экое злосчастье!"
Она прицелилась в ребенка, который уже спрыгнул с тротуара и
бежал прямо на них, и крикнула:
– СТОЙ! НИ С МЕСТА!
– Сьюзи, ты что?– заорал Эдди.
Сюзанна словно не слышала. Строго говоря, никакой Сюзанны Дийн
больше не было; в кресле сидела Детта Уокер собственной персоной, и ее глаза
блестели лихорадочным подозрением.
– СТОЙ, СТРЕЛЯТЬ БУДУ!
Судя по тому, какое ничтожное действие возымело
предостережение, Маленький лорд Фаунтлерой, пожалуй, страдал глухотой.
– К шутам! – радостно прокричал он. – Всю комедь
провороните! Нынче Торопыга…
Его правая рука наконец показалась из-за спины. Тут Эдди
понял, что перед ними не маленький мальчик, а уродливый карлик, чьи детские
годы давно миновали. Лицо его в действительности выражало вовсе не ребяческое
ликование, как поначалу показалось Эдди, а исступленную ненависть, от которой
кровь стыла в жилах. Щеки и лоб карлика покрывали темные мокнущие пятна
"шлюхина цвета", как это называл Роланд.
Сюзанна не видела этого лица. Ее внимание было приковано к
показавшейся из-за спины правой руке уродца и зажатому в ней тускло-зеленому
круглому предмету. Разглядывать дольше она не стала. Грянул выстрел. Карлика
отбросило назад. Он приземлился на тротуар, из крохотного рта вырвался тонкий
вскрик ярости и боли. Гренада выскочила у него из руки и укатилась в ту арку,
откуда он появился.
Детта исчезла как сон. Изумленная Сюзанна в ужасе и смятении
посмотрела на дымящийся револьвер, потом на крошечную фигурку, распростертую на
тротуаре.
– Господи Иисусе! Я его застрелила! Эдди, я его застрелила!
– Седым… смерть!
Маленький лорд Фаунтлерой хотел прокричать эти слова дерзко,
с вызовом, но лишь захлебнулся кровавой пеной, пропитавшей последние белые
пятна на его рубахе с брыжами. Из внутреннего двора углового здания, заросшего
плющом, донесся приглушенный взрыв, и пушистые ковры зелени, занавесившие арки,
взлетели, как флаги на свежем ветру, выпуская клубы удушливого едкого дыма.
Эдди кинулся прикрыть собой Сюзанну, и на его спину, шею и темя обрушился град
твердых бетонных осколков – к счастью, мелких. Слева послышалось неприятно
влажное чмоканье. Эдди чуть-чуть приоткрыл глаза и увидел, как голова
Маленького лорда Фаунтлероя останавливается в сточной канаве. Глаза карлика
по-прежнему были открыты, рот застыл в последнем свирепом оскале.
Теперь вокруг раздавались другие голоса – визжащие, орущие,
яростные. Эдди скатился с кресла Сюзанны (оно встало на одно колесо,
покачнулось, но в конце концов передумало опрокидываться) и уставился в ту
сторону, откуда перед тем появился карлик. Показалась оборванная толпа, человек
двадцать мужчин и женщин; одни шли из-за угла, другие, продравшись сквозь
колтуны листвы, скрывавшие от глаз сводчатые входы в угловое здание, злыми
духами возникали из дыма, напущенного гренадой Маленького лорда Фаунтлероя. У
большинства головы были повязаны синими шарфами, и все держали в руках
разнообразное (и почему-то казавшееся жалким) оружие, среди прочего – ржавые
мечи, тупые ножи и занозистые дубинки. Эдди увидел, что один из оборванцев
вызывающе помахивает молотком. "Зрелые, – подумал Эдди. – Мы помешали
линчеванию, и они жутко обозлились".
Едва заметив Сюзанну и Эдди, припавшего на колено перед
инвалидным креслом, прелестная компания оглушительно загалдела: "Истребить
Седых! Прикончить обоих! Они порешили Любострастника, да поразят боги слепотой
их бесстыжие очи!" В первом ряду воинственно размахивал тесаком мужчина в
похожей на килт набедренной повязке. Услышав призыв к кровопролитию, он,
исступленно потрясая своим оружием (которое неминуемо обезглавило бы стоявшую
сразу за ним коренастую особу женского пола, если бы та не пригнулась), ринулся
в атаку. Прочие с радостными воплями кинулись следом.
Отчетливый гром револьверного выстрела сотряс пасмурный
ветреный день, снес темя облаченному в килт Зрелому. Землистое лицо женщины,
едва не обезглавленной его тесаком, окропил алый дождь, и она испуганно
вскрикнула резким, грубым голосом. Остальные, с дикими глазами, охваченные
неистовством, продолжали наступать – так, словно не видели ни ее, ни убитого.
