Увидев букет, Корделия устремилась к нему с секатором
наперевес. Подойдя к племяннице, сунула секатор за пояс (как показалось Сюзан,
с большой неохотой), раздвинула марлю у лица.
– Кто тебе их послал?
– Не знаю, тетя. – Голос Сюзан звучал спокойно, а вот сердце
билось отчаянно. – Этот молодой человек из гостиницы…
– Гостиницы! – фыркнула тетя Корд.
– Он вроде бы не знает, кто его послал, – продолжила Сюзан.
Если бы только она могла избавиться от него! – Он, ну, полагаю, ты скажешь…
– Он – дурак: да, я это знаю. – тетя Корд раздраженно
глянула на Сюзан, вновь повернулась к Шими. Глядя ему в лицо, прокричала:
– КТО …ПРИСЛАЛ… ЭТИ… ЦВЕТЫ… МОЛОДОЙ… ЧЕЛОВЕК?
Края марли, которые она недавно раздвинула, вновь сошлись
перед ее лицом. Шими отступил еще на шаг. В его глазах застыл страх.
– МОЖЕТ… БУКЕТ… ОТ… КОГО-ТО… ИЗ… ДОМА… НА… НАБЕРЕЖНОЙ?.. ОТ…
МЭРА… ТОРИНА?.. СКАЖИ… МНЕ… И… Я… ДАМ… ТЕБЕ… ПЕННИ!
У Сюзан упало сердце, она не сомневалась, что он скажет, у
него не хватило бы мозгов, чтобы понять, какую беду он на нее навлечет. И на
Уилла. Но Шими только покачал головой.
– Не помню. У меня вместо мозгов опилки, сэй. Стенли
говорит, что я недоумок.
Он вновь заулыбался, демонстрируя великолепные, белоснежные
ровные зубы. Тетя Корд скорчила гримаску.
– Болван! Тогда уходи. Возвращайся в город… нечего тут
болтаться, ничего тебе не обломится. Если ты ничего не помнишь, пенни ты не
заслуживаешь! И больше не появляйся здесь, кто бы ни просил тебя отнести цветы
для молодой сэй. Ты меня слышишь?
Шими энергично закивал. А потом внезапно спросил:
– Сэй?
Тетя Корд сурово глянула на него. Вертикальная морщина над
переносицей стала глубже.
– Почему вы покрыты паутиной, сэй?
– Убирайся отсюда, наглец! – заорала тетя Корд. Если она
хотела, то умела возвысить голос.
Шими аж подпрыгнул и скоренько ретировался. Когда тетя Корд
убедилась, что он идет по Равной улице к центру города и не собирается
возвращаться к их дому в надежде на чаевые, она повернулась к Сюзан:
– Поставь цветы в воду, пока они не засохли, мисс Юная
Красавица. Не стой столбом, гадая, кто этот таинственный воздыхатель.
Потом тетя Корд улыбнулась. Настоящей улыбкой. Более всего
Сюзан обижало, сбивало с толку осознание того, что тетя Корд не какая-то старая
карга, не ведьма вроде Риа с Кооса. Не чудовище, а всего лишь старая дева,
жаждущая признания в обществе, обожающая золото и серебро, опасающаяся остаться
наедине с миром без гроша в кармане.
– Для таких, как мы, милая Сюзи, – говорила она искренне, –
лучше заниматься домашними делами, а мечты оставить тем, кто может себе это
позволить.
5
Сюзан не сомневалась, что цветы от Уилла, и не ошиблась.
Записку писала крепкая и уверенная рука.
Дорогая Сюзан Дельгадо!
В тот вечер я наговорил лишнего и прошу извинить меня. Могу
я увидеться с тобой и поговорить? Наедине. Вопрос очень важный. Если ты
согласна повидаться со мной, отправь записку с юношей, который принес цветы.
Ему можно доверять.
Уилл Диаборн
Вопрос очень важный. Подчеркнуто.
Ей не терпелось узнать, что же для него так важно, но она
одернула себя: не делай глупостей. Может, он попытается воспользоваться ее
доверчивостью… а если так, на кого возложат вину? Кто говорил с ним, ехал на
его лошади, демонстрировал ему свои ножки? Кто клал руки ему на плечи и целовал
в губы?
При этой мысли щеки и лоб вспыхнули, а пах обдало жаром. Она
не могла сказать, что сожалеет о том поцелуе, но, сожалей не сожалей, это была
ошибка. А вновь увидеться с ним – ошибка куда более грубая.
Однако она жаждала новой встречи и в глубине души уже знала,
что готова простить его. Но она дала слово.
Согласилась стать наложницей Торина. Ночью она лежала без
сна. ворочаясь с боку на бок, поначалу думая, что избрала верный путь, наиболее
достойный, не реагировать на его просьбу… потом появились другие мысли… более
фривольные, подталкивающие к авантюре.
Услышав, как колокол отбил полночь, возвещая о завершении
одного дня и приходе следующего, Сюзан решила, что с нее довольно. Вскочила с
кровати, подкралась к двери, приоткрыла ее, высунулась в коридор. Услышав
сладкое посапывание тети Корд, закрыла дверь, подошла к столу у окна, зажгла
лампу. Достала из верхнего ящика лист бумаги, разорвала пополам (в Хэмбри
бумага ценилась чуть ли не наравне с породистыми лошадьми), затем быстро
написала несколько слов, чувствуя, что малейшее колебание выльется в несколько
часов нерешительности. Подписываться она не рискнула.
Я не могу встречаться с тобой. Это неприлично.
Она несколько раз сложила листок, задула лампу, вернулась в
постель, сунула записку под подушку. И через две минуты уже спала. Наутро,
отправившись, в город за покупками, она завернула в «Приют путников», который в
одиннадцать часов напоминал путника, умершего на дороге не своей смертью.
Шими она нашла во дворе салуна, квадратном участке
утоптанной земли. Он катил тачку вдоль коновязи и собирал оставшийся с вечером
конский навоз. На голову он надел смешное розовое сомбреро и пел «Золотые
шлепанцы». Сюзан сомневалась, что хоть кто-то из завсегдатаев «Приюта»
поднимался по утрам в столь хорошем настроении… но, с другой стороны, с головой
у него было не очень.
Сюзан огляделась, дабы убедиться, что на нее никто не
смотрит, подошла к Шими, похлопала по плечу. На его лице отразился испуг, и
Сюзан это не удивило…. если верить тому, что она слышала, Дипейп, приятель
Джонаса, едва не убил беднягу за то, что тот обрызгал его сапоги. И тут же Шими
узнал ее.
– Привет, Сюзан Дельгадо с окраины города, – поздоровался
он. – Доброго тебе дня, сэй.
Он поклонился, на удивление точно сымитировав поклон
Внутренних феодов, которому научился от своих новых друзей. Улыбнувшись в
ответ, Сюзан сделала реверанс (в город она пошла в джинсах, поэтому вместо юбки
ухватилась за воздух, но женщины Меджиса привыкли к тому, что юбки на них
воображаемые).
– Видишь мои цветы, сэй? – Он указал на некрашеную стену
«Приюта». То, что она там увидела, глубоко тронуло Сюзан: полоска земли,
засаженная незабудками. Они смело покачивались под легким ветерком,
единственное светлое пятно в этом грязном загаженном дворе, примыкающем к
обшарпанному борделю.
