– Иди сюда, Клей.
Клей спрыгнул с лошади.
– Присядем.
Все трое кружком присели на корточки. Джонас сорвал
травинку, сунул в рот.
– У нас не было оснований сомневаться в том, что нам
говорили об этом альянсовом отребье. Нашкодившие сосунки, которых отослали в
Меджис. захолустный феод у Чистого моря, с надуманным поручением, которое
скорее следовало рассматривать как наказание. Так нам говорили?
Рейнолдс и Дипейп кивнули.
– Вы в это верите после сегодняшнего вечера?
Дипейп покачал головой. Как и Клей.
– Они, возможно, сынки богатых родителей, – первым заговорил
Дипейп. – Но судя по тому, как они себя сегодня вели… они… – Он замолчал, не
желая озвучивать свою мысль. Абсурдную мысль.
А вот Джонас озвучил:
– Они действовали, как стрелки.
Поначалу ни Дипейп, ни Рейнолдс не отреагировали.
– Они слишком молоды, Элдред, – нарушил затянувшуюся паузу
Клей Рейнолдс. – Таких молодых стрелков не бывает.
– Для подмастерьев они немолоды. В любом случае мы должны
это выяснить. – Он повернулся к Дипейпу. – Тебе предстоит дальняя поездка,
красавчик.
– Но, Джонас!
– Никто из нас сегодня не покрыл себя славой, но кашу
заварил именно ты. – Он смотрел на Дипейпа, а тот не решался поднять глаз,
уставившись в землю. – Ты поедешь той дорогой, которой они приехали, Рой, и
будешь задавать вопросы до тех пор, пока не получишь ответы, которые утолят мое
любопытство. Клей и я будем ждать. И наблюдать. Играть с ними в «Замки», если
хочешь. А когда я почувствую, что мы можем нанести внезапный удар, возможно, мы
так и поступим.
Он перекусил травинку. Кончик остался во рту, большая часть
упала между его сапог.
– Знаете, почему я пожал его руку? Паршивую руку этого
Диаборна? Потому что мы не можем раскачивать лодку, парни. Особенно теперь,
когда показалась гавань. Латиго и его люди, которых мы ждем, скоро появятся
здесь. Пока они не доберутся до Меджиса, в наших же интересах поддерживать мир.
Но вот что я вам скажу. Никто, приставив нож к спине Джонаса, не остается после
этого в живых. Слушай меня внимательно, Рой. Не заставляй повторять что-либо
дважды.
Джонас заговорил, чуть наклонившись вперед. Дипейп слушал.
Вскоре начал кивать. Собственно, он даже приветствовал возможность уехать.
Ненадолго. После сегодняшнего конфуза в «Приюте путников» перемена обстановки
не могла не пойти ему на пользу.
11
Юноши уже подъезжали к «Полосе К», и солнцу оставалось
совсем немного, чтобы подняться над горизонтом, когда Катберт нарушил долгое
молчание:
– Так что? Интересный и познавательный выдался вечерок, не
так ли? – Ни Роланд, ни Ален не ответили, поэтому Катберт наклонился к
грачиному черепу, который вернулся на привычное место – луку седла. – А что
скажешь ты, старый друг? Нам понравился наш вечер? Обед, танцы по кругу, а в
итоге нас едва не убили. Ты в восторге, не так ли?
Дозорный смотрел прямо перед собой мертвыми пустыми глазами.
– Он говорит, что слишком устал для разговоров, – Катберт
зевнул. – Я, кстати, тоже. – Он повернулся к Роланду. – Я заглянул в глаза
мистеру Джонасу после того, как он пожал тебе руку, Уилл. Он намерен убить
тебя.
Роланд кивнул.
– Они намерены убить нас всех, – уточнил Ален. Роланд вновь
кивнул.
– Легко мы им не дадимся, но теперь они знают о нас больше,
чем до этого вечера. Теперь нам не удастся зайти им за спину.
Он остановил коня, точно так же как остановил коня Джонас, в
трех милях от того места, где находились сейчас юноши. Только смотрели Роланд и
его друзья не на Чистое море, а на пологую ширь Спуска. Табун лошадей неспешно
тянулся с запада на восток, едва различимые силуэты в предрассветной тьме.
– Что ты увидел, Роланд? – спросил Ален.
– Беду, – ответил Роланд. – И у нас на пути.
Он тронул Быстрого с места. И тут же мысли его вернулись к
Сюзан. А через пять минут после того, как положил голову на подушку, она ему
уже снилась.
Глава седьмая
На спуске
1
Три недели прошло со званого обеда в Доме-на-Набережной и
стычки в «Приюте путников». Более никаких трений между ка-тетами Роланда и
Джонаса не возникало. В ночном небе Целующаяся Луна завершила свой путь,
народилась новая луна, Мешочная. Дни стояли ясные и теплые, даже старожилы не
помнили такого чудесного лета.
Одним прекрасным летним утром Сюзан Дельгадо галопом неслась
по Спуску на двухлетнем буланом жеребце Пилоне. Ветер осушил слезы на ее щеках
и растрепал волосы. Она сжала бока Пилона сапогами, понуждая его прибавить
скорости. Пилон прибавил. Уши его прижались к голове, хвост встал трубой.
Сюзан, в джинсах и старой, чересчур большой для нее рубашке цвета хаки (одной
из отцовских), которая и послужила причиной этой бешеной скачки, наклонилась вперед,
чуть приподнявшись над седлом. Одной рукой она держалась за рог передней луки,
второй поглаживала сильную шелковистую шею жеребца.
– Еще! – прошептала она. – Быстрее! Прибавь, мальчик!
Пилон подчинился. Она даже не подозревала, что он может
развить такую скорость.
Они мчались вдоль верхней границы Спуска, и она видела его
изумрудно-золотой простор, далеко-далеко переходящий в голубизну Чистого моря.
В другой день этот великолепный вид и пахнущий морской солью ветерок подняли бы
ей настроение. Сегодня ей хотелось слышать лишь топот копыт Пилона и
чувствовать, как перекатываются под ногами его мышцы. Сегодня ей хотелось
убежать от собственных мыслей.
И все потому, что она спустилась вниз в старой отцовской
рубашке.
2
Тетя Корд стояла у плиты в домашнем халате, но с уже
уложенными волосами. Она сварила себе овсяную кашу; наполнила тарелку и понесла
к столу. Едва тетя повернулась к ней с тарелкой в руках, Сюзан поняла, что без
очередной ссоры не обойтись, губы Корделии пренебрежительно дернулись, она
неодобрительно глянула на апельсин, который чистила Сюзан. Тетя все еще злилась
из-за серебряных и золотых монет, которые уже могла бы держать в руке, если б
не эта идиотка-ведьма, объявившая, что Сюзан до осени должна ходить в
девственницах.
Но главная причина заключалась в другом. Проще говоря, они
до смерти надоели друг другу. Деньги стали не единственным разочарованием тети
Корд. Она-то рассчитывала, что еще этим летом станет полноправной хозяйкой
домика на Спуске… разве что согласится иногда делить его с мистером Элдредом
Джонасом, к которому Корделия воспылала самыми теплыми чувствами. А вместо
этого они по-прежнему проживали в городском доме вдвоем, женщина, которой
осталось совсем немного времени, чтобы распрощаться с месячными, тощая, с
постной улыбкой на постном лице и крошечной грудью, едва заметной в платьях под
горло с высоким воротником (шея, как часто говорила она Сюзан, первым делом
выдает возраст), волосами, теряющими каштановый блеск под напором седины, и юная
девушка, умная, пышущая здоровьем, выходящая на пик своей красоты. Они терлись
друг о друга, как кремень и огниво, каждое слово могло вызвать искру.
Удивляться этому не приходилось: мужчина, сила любви которого заставляла их
любить друг друга, ушел.
