– Возьмите ее! – вскричала Риа. – Возьмите эту убийцу и
зажарьте ее с красными руками! Гори огнем!
– Гори огнем! – с готовностью отозвалась толпа. Лес рук
вырос в пронизанном лунным светом воздухе. Послышались взрывы петард, детский
смех, предвкушающий невиданное зрелище.
Сюзан сняли с возка, подняли в воздух, и она поплыла над
головами к деревянной пирамиде, передаваемая с рук на руки, словно героиня,
вернувшаяся домой с победоносной войны. А луна смотрела на все это с
недосягаемых высот.
– Птички и рыбки, медведи и зайки, – шептала Сюзан, когда ее
сначала опустили, а потом бросили спиной на деревянную пирамиду, заполнив ее
телом недостающий сегмент в кольце пугал.
– Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! – в унисон
скандировала толпа.
– Птички и рыбки, медведи и зайки.
Стараясь вспомнить, как он танцевал с ней в ту ночь.
Стараясь вспомнить, как они любили друг друга в ивовой роще. Стараясь вспомнить
их первую встречу на ночной дороге: «Спасибо, сэй, хорошо, что мы встретились».
Его слова. И да, несмотря ни на что, несмотря на то, что ее соседи внезапно
превратились в страшных гоблинов, пляшущих под луной, несмотря на боль и
предательство, несмотря на грозящую ей страшную смерть, он сказал правду:
хорошо, что они встретились, очень хорошо.
– Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ!
Подходили женщины и складывали у ее ног сухие вылущенные
кукурузные початки. Некоторые из них угощали ее оплеухами (она не обращала
внимания: избитое лицо давно онемело). Одна, Мига Альварес, чью дочь Сюзан
учила верховой езде, плюнула ей в глаза, вскинула руки к небу и расхохоталась.
На мгновение взгляд Сюзан остановился на Корал Торин, увешанной амулетами. Она
вывалила на Сюзан охапку сухих листьев, осыпавших ее шуршащим дождем.
А потом вновь появились ее тетка и Риа. Обе с факелами. Они
встали перед ней, Сюзан почувствовала идущий от факелов жар. Риа взметнула
факел к луне.
– ГОРИ ОГНЕМ! – скрипучим старческим голосом выкрикнула она.
– ГОРИ ОГНЕМ! – громом отозвалась толпа.
Подняла свой факел и Корделия.
– ПРИХОДИ, ЖАТВА!
– ПРИХОДИ, ЖАТВА! – громом отозвалась толпа.
– А теперь, сука, – проворковала Риа, – тебя ждут куда более
жаркие поцелуи, чем те, которыми ублажал тебя твой любовник.
– Умри, неверная. – прошептала Корделия. – Жизнь – урожаю,
смерть – тебе.
Она первой швырнула факел в груду сухих вылущенных початков
у ног Сюзан. Риа отстала от нее на секунду. Початки вспыхнули сразу же, залив
лицо Сюзан желтым светом.
В последний раз она набрала полную грудь холодного воздуха,
согрела своим сердцем и выпустила криком, несломленная, непокоренная:
– РОЛАНД, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
Толпа подалась назад, словно наконец-то осознав, что
произошло, только теперь, слишком поздно, когда никто ничего не мог изменить: у
костра, зажженного в честь праздника Жатвы, сидело не пугало, а очаровательная
девушка, одна из них, с выкрашенными красной краской, как у пугала, руками. Они
могли бы спасти ее, будь у них в запасе еще секунда, некоторые, во всяком
случае, могли бы, но опоздали и они. Деревянная пирамида занялась: ее штаны
занялись: ее рубашка занялась: ее длинные белокурые волосы вспыхнули, как
корона.
– РОЛАНД, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
На конце своей жизни она чувствовала тепло – не боль. Ей
хватило времени, чтобы вспомнить его глаза того оттенка синевы, каким бывает
небо на рассвете. Ей хватило времени, чтобы вспомнить его мчащимся на Быстром
по Спуску, с черными волосами, выбивающимися из-под шляпы. Ей хватило времени,
чтобы вспомнить, как легко и беззаботно он смеялся, чего уже никогда не будет в
той долгой жизни, которую он проживет без нее, и этот смех она взяла с собой,
когда светом и жаром вознеслась в черное небо, вновь и вновь восклицая его имя,
призывая птичек и рыбок, медведей и заек.
26
Под конец с губ его срывались уже не слова, а бессвязные
звуки. Он выл, как смертельно раненное животное. Руки его сплавились с шаром,
который пульсировал, как сердце бегуна. В нем он видел, как она горела.
Катберт попытался отнять у Роланда проклятый кристалл, но не
смог. И тогда решился на отчаянный шаг – выхватил револьвер, нацелил на
хрустальный шар, взвел курок. Он, конечно же, ранил бы Роланда, осколки стекла
могли ослепить его, но иного выбора не было: Колдовская радуга точно убила бы
Роланда, если бы они ничего не предприняли.
Но стрелять ему не пришлось. Словно увидев револьвер
Катберта и поняв, что может произойти, хрустальный шар мгновенно почернел,
мертвым грузом повиснув в руках Роланда. И тело стрелка, с закаменевшими
мышцами, вибрирующее от невероятного напряжения, обмякло. Он рухнул как
подкошенный, и пальцы его наконец-то отлепились он магического кристалла. Он
упал Роланду на живот, скатился с него на землю и замер у одной из его
распростертых рук. Ничего не светилось в темных глубинах шара за исключением
злобной оранжевой искорки – крошечного отражения Демонической Луны.
Ален смотрел на кристалл с отвращением и страхом, как
смотрят на злобное животное, которое спит… но, проснувшись, вновь укусит при
первом удобном случае.
Он шагнул к шару с твердым намерением растереть его в
порошок.
– Не смей, – остановил его хриплый голос Катберта. Стоя на
коленях у безжизненного тела Роланда, он поднял голову, повернулся к Алену.
Луна превратила его глаза в два блестящих камешка. – Не смей, после тех
несчастий и смертей, через которые мы прошли, чтобы завладеть им. Не смей даже
думать об этом.
Ален заколебался. Подумал о том, что все равно должен
уничтожить это проклятое создание человеческого разума… несчастья, которые они
пережили, не шли ни в какое сравнение со всеми теми несчастьями, которые еще
мог принести этот магический кристалл. Это же машина по созданию несчастий, вот
что это такое, и именно шар убил Сюзан Дельгадо. Ален не видел того, что видел
Роланд в его глубинах, но лицо своего друга он видел, и этого хватило с лихвой.
Магический кристалл убил Сюзан и будет убивать других, если останется в целости
и сохранности.
Но потом Ален подумал о ка и отступил от шара. О чем
впоследствии горько сожалел.
– Положи его в мешок, – распорядился Катберт. – и помоги мне
с Роландом. Мы должны увезти его отсюда.
Мешок лежал на земле, там, где его бросил Роланд. Ветер чуть
шевелил мешковину. Ален поднял шар, с отвращением прикоснувшись к его гладкой
поверхности, ожидая, что он оживет под его руками. Не ожил. Ален сунул его в
мешок, затянул веревку, забросил на плечо. Затем опустился на колени около
Роланда.
