6
Покормив скотину и вернувшись в дом, Сюзан направилась
прямиком в кладовую за соком. Она не заметила тетку, которая стояла у трубы и
наблюдала за ней. Поэтому вздрогнула, когда Корделия к ней обратилась. Поразил
ее не столько внезапно раздавшийся голос, сколько ледяной тон:
– Ты его знаешь?
Кувшин с соком выскользнул из пальцев Сюзан, и она едва
успела подхватить его снизу второй рукой. Апельсиновый сок стоил немало,
особенно в это время года. Она повернулась и увидела Корделию, стоящую у ящика
с дровами. Сомбреро та повесила на крюк у двери, но еще не сняла пончо и
замызганные сапоги. Мачете с прилипшей к лезвию морковной ботвой лежало на
ящике с дровами. Голос ее источал лед, зато глаза горели огнем
подозрительности.
Но паники Сюзан не почувствовала. Наоборот, ей открылась
единственно верная линия поведения.
Скажи нет, и ты обречена, подумала она. Спроси кто, и
результат будет тем же. Остается только…
– Я знаю их обоих, – буднично ответила она. – Я
познакомилась с ними на приеме у мэра. Так же, как и ты. Ты испугала меня,
тетя.
– Почему он отсалютовал тебе?
– Откуда мне знать? Наверное, захотелось.
Тетка рванулась к ней, поскользнулась, но удержалась на
ногах и схватила Сюзан за руки.
– Не наглей со мной, девочка! Умерь свой пыл, мисс Юная
Красавица, или…
Сюзан с такой силой вырвала руки, что Корделию качнуло и она
вновь могла бы упасть, если б не ухватилась за оказавшийся под рукой стол. От
двери за ней по чистому полу кухни тянулась цепочка грязных следов.
– Еще раз назови меня так, и я… я ударю тебя! – выкрикнула
Сюзан. – Вот увидишь, ударю!
Губы Корделии растянулись, обнажив в яростной ухмылке зубы.
– Ты ударишь единственную родственницу отца? Неужели ты
дойдешь до такого?
– Почему нет? Разве ты не била меня, тетя?
Глаза Корделии чуть притухли, ухмылка исчезла.
– Сюзан! Что ты говоришь? Не больше пяти-шести раз с тех
пор, как ты научилась ходить. И лишь когда ты тянулась к кастрюле с кипящей
водой или…
– В эти дни ты чаще бьешь меня своим ртом, – согласилась
Сюзан. – Я это терпела, такая уж я дура, но с меня хватит. Больше этого не будет.
Если я достаточно взрослая, чтобы меня за деньги укладывали в постель к
мужчине, значит, я уже в том возрасте, когда ты должна придерживать язык,
разговаривая со мной.
Корделия открыла было рот, чтобы вступиться за себя… атака
Сюзан застала ее врасплох, как и обвинения… но тут же поняла, как ловко уводят
ее от первоначальной темы: парней. Или парня.
– Ты знакома с ним только по вечеринке, Сюзан? Я про
Диаборна, – а я думаю, что с тех пор ты узнала его куда лучше.
– Я видела его и в городе. – Сюзан смотрела тетке прямо в
глаза, хотя это стоило ей немалых усилий: ложь обычно следует за полуправдой,
как ночь – за сумерками. – В городе я видела всех троих. Ты довольна?
Нет, Сюзан это видела, тетку такое объяснение не устроило.
– Ты поклянешься мне, Сюзан… поклянешься мне именем своего
отца… что ты не встречаешься с этим Диаборном?
Все прогулки верхом под вечер, думала Сюзан. Все отговорки.
Все попытки сохранить наши отношения в тайне. А теперь наши усилия идут прахом
из-за одного беспечного взмаха рукой в дождливое утро. Вот как велик риск. А
разве мы думали, что будет иначе? Неужели мы были такими глупцами?
Да… и нет. Они были не глупцами – безумцами. Такими и
оставались.
Сюзан вспомнились глаза отца в тех редких случаях, когда он
ловил ее на лжи. В них читалось разочарование. Ее ложь, пусть и невинная,
причиняла ему боль, как царапина от шипа.
– Ни в чем я тебе клясться не собираюсь, – отрезала Сюзан. –
Ты не имеешь права просить меня об этом.
– Клянись! – взвизгнула Корделия и опять ухватилась за стол,
словно ища опору. – Клянись! Клянись! Это тебе не игрушки! Ты уже не ребенок!
Клянись! Клянись, что ты все еще девственница!
– Не буду. – И Сюзан повернулась, чтобы уйти. – Сердце ее
колотилось в бешеном ритме. В кухонном окне, выходящем на Спуск, она увидела
отражение тети Корд, направляющейся к ней с поднятой рукой, с сжавшимися в
кулак пальцами. Не поворачиваясь, Сюзан предупреждающе вскинула руку: – Не смей
поднимать на меня руку. Не смей, сука.
Она увидела, как у отражения женщины широко раскрылись
глаза. Увидела, как отражение-кулак разжался, отражение-рука упала вниз.
– Сюзан. – В голосе Корделии слышались боль и обида. – Как
ты можешь так обзывать меня? Что случилось с твоим языком и твоим отношением ко
мне?
Сюзан молча покинула кухню и прошла в конюшню. Здесь ее
встретили знакомые с детства запахи: лошадей, сена, упряжи. И она попыталась
вернуться туда, забыв о сегодняшнем дне. Пилон повернулся, чтобы посмотреть на
нее, тихонько заржал. Сюзан положила голову ему на шею и заплакала.
7
– Ну вот! – воскликнул шериф Эвери, когда сэй Диаборн и сэй
Хит ушли. – Как ты и говорил, они такие медлительные только потому, что хотят
все сделать как надо. – Он еще раз просмотрел список и довольно хохотнул: – Ты
только взгляни! Какая прелесть! Ура! Мы успеем заранее убрать все то, что
видеть им ни к чему.
– Они дураки, – добавил Рейнолдс… но он все равно хотел еще
раз встретиться с ними на узкой дорожке. Если Диаборн думал, что прошлое
позабыто и в той истории в «Приюте путников» поставлена точка, то он не просто
дурак, а полный идиот.
Помощник шерифа Дейв не сказал ничего. Сквозь монокль он
взирал на игровую доску, на которой Джонас в шесть ходов сокрушил всю его белую
армию. Силы Джонаса обрушились на нее, как потоп, не оставив Дейву ни малейшего
шанса на благополучный исход.
– Мне просто не терпится одеться потеплее и отвезти эту
бумагу в Дом-на-Набережной. – Эвери все смотрел на список ферм и ранчо с
предлагаемыми датами инспекции. До Нового года и позже. О боги!
– Действительно, почему бы тебе не съездить туда. – Джонас
поднялся. Боль молнией прострелила сломанную ногу.
– Еще партию, сэй Джонас? – предложил Дейв, начав
расставлять на доске фигуры.
– Жаль терять на тебя время, – ответил Джонас и усмехнулся,
увидев, как Дейв залился краской. Прохромал к двери, открыл ее и вышел на
крыльцо. Морось перешла в дождь. На пустынной Холмовой улице блестела мокрая
брусчатка. Рейнолдс последовал за боссом.
