– Да, Сюзан.
Она опустила руку пониже пряжки ремня, ухватилась за то, что
нащупала там, не отрывая взгляда от его глаз.
– Если ты любишь меня, тогда люби.
– Да, леди. Я готов.
Он расстегнул пуговицы рубашки, сшитой в той части
Срединного мира, которую Сюзан так и не удалось увидеть, и вновь обнял ее.
7
Ка.
Они помогли друг другу раздеться. Обнаженные, легли,
обнявшись, на летний мох, мягкий, как лучший козий пух. Они лежали,
соприкасаясь лбами, как в ее сне наяву, а когда он вошел в нее, она
почувствовала, как боль перетопилась в сладость, сладость некоего дикого и
экзотического растения, попробовать которое удается раз в жизни. Она держалась
за эту сладость сколько могла, но потом сдалась, с громкими протяжными стонами,
крепко обнимая его за шею. Они любили друг друга в ивовой роще, отринув само
понятие чести, забыв о данных кому бы то ни было обещаниях, и наконец Сюзан
открыла для себя, что сладость – еще не все, что она сменяется блаженством,
поднимающимся от того места, что раскрылось перед ним, как цветок, и
заполняющим все тело. Она вскрикивала снова и снова, думая, что не может быть
столько наслаждения в мире смертных. Она просто захлебывалась в счастье. Голос
Роланда вторил ее. А с ними сливалось журчание ручья. Она буквально вдавила его
в себя, лодыжками обхватив колени, покрывая лицо жаркими поцелуями, и он не
уступал ей в своей страсти. Они любили друг друга в феоде Меджис, на исходе
последнего великого века, и зеленый мох под тем местом, где сходились ее бедра,
окрасился красным, свидетельствуя о том, что она лишилась девственности. Они
слились воедино и таким образом предопределили свою судьбу.
Ка.
8
Они лежали в объятиях друг друга, нежно целуясь под
равнодушным взглядом Фелиции, и Роланд почувствовал, что засыпает. Удивляться
не приходилось – в это лето напряжение не отпускало его, и спал он плохо. Тогда
он еще не знал, что бессонница будет преследовать его до конца жизни.
– Роланд? – Ее голос, очень далекий. И нежный.
– Да.
– Ты позаботишься обо мне?
– Да.
– Я не смогу прийти к нему, когда настанет время. Я вытерплю
его прикосновения, его выходки, вытерплю, если у меня будешь ты, но я не смогу
прийти к нему в ночь праздника Жатвы. Не знаю, забыла я лицо моего отца или
нет, но я не смогу лечь в постель Харта Торина. Думаю, есть способы скрыть
потерю девственности, но я не хочу к ним прибегать. Я просто не смогу лечь в
его постель.
– Ладно, хорошо. – И тут, когда ее глаза широко раскрылись,
он приподнялся, огляделся. Никого не увидел. Вновь посмотрел на Сюзан.
окончательно проснувшись: – Что? Что такое?
– Я, возможно, уже ношу твоего ребенка. Ты думал об этом?
Раньше – нет. Теперь – да. Еще одно звено в цепи,
протянувшейся в далекое прошлое, где Артур из Эльда вел на битву своих
стрелков, с великим Эскалибуром в руке и короной Всех Миров на челе. Но дело-то
не в Артуре. Что подумает его отец? Или Габриэль, узнав, что она скоро станет
бабушкой?
Уголки его губ начали изгибаться в улыбке, но мысль о матери
отогнала ее. Он подумал о любовной отметине на шее Габриэль. В эти дни, когда
он вспоминал мать, он всегда думал о любовной отметине, которую увидел на шее,
когда неожиданно появился в ее покоях. И печальной улыбке на губах.
– Если ты носишь моего ребенка, значит, мне очень повезло.
– И мне. – Теперь она попыталась улыбнуться, но улыбка
получилась грустная. – Мы еще такие молодые. Почти что дети.
Он перекатился на спину, уставился в синее небо. Она,
возможно, сказала правду, но это не имело никакого значения. Правда иной раз
расходилась с реальностью – то была одна из аксиом, которые хранились в
сокровенных глубинах его сознания, там, где соединялись две половинки, сумма
которых и являла собой его личность. Сознательный бросок в омут романтической
любви – это пришло к нему от матери. Все остальное в его натуре не признавало
ни юмора, ни даже метафор. Они слишком молоды, чтобы стать родителями? Что из
того? Если он посадил семя, оно должно вырасти.
– Что бы ни ждало нас впереди, мы сделаем то, что должны. И
я буду всегда любить тебя.
Она улыбнулась. Он говорил тем тоном, каким принято излагать
прописные истины: небо над головой, земля под ногами, вода течет на юг.
– Роланд, сколько тебе лет? – У нее иногда возникала мысль,
что при всей ее молодости Роланд еще моложе. Когда он сосредоточивался на
чем-то, лицо его становилось таким суровым, что пугало ее. А когда улыбался, то
превращался не в ее возлюбленного, а в младшего братика.
– Я теперь старше того Роланда, что приехал сюда. Гораздо
старше. А если проведу еще шесть месяцев в компании Джонаса и его подручных, то
превращусь в старика, который не сможет без доброго пинка под зад сесть на
лошадь.
Сюзан при этих словах заулыбалась, а он поцеловал ее в нос.
– И ты позаботишься обо мне?
– Да. – Он широко ей улыбнулся, Сюзан кивнула и откинулась
на спину. Так они и лежали, бедро к бедру, глядя на небо. Она взяла его руку,
положила себе на грудь. Сосок, который он погладил большим пальцем, ожил,
набух, затвердел, от него побежали искорки. И очень быстро добрались до
местечка между ее ног, которое продолжало тлеть. Она сжала бедра, но жар только
усилился.
– Ты должен позаботиться обо мне. – прошептала Сюзан. – Я
рассчитываю только на тебя. Все остальное – побоку.
– Я сделаю все, что в моих силах. Не сомневайся. Но пока,
Сюзан, мы должны вести себя так, словно ничего не изменилось. Должно пройти
какое-то время. Я это знаю, потому что Дипейп вернулся и рассказал о своих
находках, но они не выступили против нас. Джонас все еще думает, что выжидание
– в его интересах. Он, конечно, постарается выбрать для удара самый подходящий,
с его точки зрения, момент. Так что пока игра в «Замки» продолжается.
– Но после праздничного костра на Жатву… Торин…
– В его постель тебе ложиться не придется. Можешь не
сомневаться. Это я тебе гарантирую.
Удивляясь собственной смелости, она положила руку ему на
живот и двинулась ниже.
– Подтверди свои гарантии. Если хочешь.
Он захотел. И смог. И подтвердил. Когда любовный костер
погас (для Роланда второй раз показался слаще первого), он спросил Сюзан:
– То чувство, которые ты испытала в СИТГО, Сюзан… что за
нами наблюдают. Сейчас у тебя его нет?
