— Сударь, — сказал шевалье, который, вспомнив рассказ Терезы, почувствовал некоторое смятение ума, — сударь, назначьте вашу цену, и я заплачу любую сумму, которую вы назовете.
— Никакая цена не сможет ввести меня в искушение; слава Богу, я достаточно богат, чтобы быть вынужденным продавать своих собак; кроме того, этот пес бесценен: у меня с ним связаны слишком дорогие и любезные моему сердцу воспоминания; уверяю вас, что с тех пор, как двенадцать или пятнадцать месяцев назад я поверял его в Булонском лесу, редкий день я не вспоминал о нем. Я его отыскал, и я его оставлю у себя.
— Оставите Блэка, сударь? Но это невозможно, — закричал шевалье, страшно разгорячившись. — Сударь, это моя собака. Если потребуется, я не пощажу себя ради того, чтобы она вернулась ко мне.
— Сударь, — ответил покупатель, нахмуря брови, — хотя я и испытываю некоторую жалость, видя подобное ваше поведение, к которому считаю себя должным отнестись как к приступу безумия, вынужден вам сказать, что вы мне надоели!
— О! Надоел я вам или нет, сударь, — подхватил шевалье, к которому постепенно возвращалось его вчерашнее воинственное настроение, — но завтра я дерусь на дуэли, и раз я здесь, то клянусь, я не остановлюсь даже перед вторым поединком. Я хочу мою собаку.
Произнося это, шевалье решительно повысил голос.
— О! Давайте не будем кричать, сударь, — очень спокойно сказал незнакомец. — Посмотрите, вокруг нас уже собираются люди, а человеку в вашем возрасте не подобает выставлять себя подобным образом на всеобщее обозрение. Вот моя визитка; через час я буду у себя. Надеюсь, что вы сумеете вернуть себе хоть немного хладнокровия, я буду вас ждать, чтобы уладить это дело так, как вы сочтете это уместным.
— Отлично, сударь, через час!
Незнакомец холодно попрощался с шевалье и удалился, уводя с собой Блэка, который в этом споре о хозяине, вне всякого сомнения, не признавал права первоочередности и следовал за незнакомцем, буквально заставляя тащить себя на поводке. При этом он бросал на шевалье де ля Гравери такие взгляды, которые разрывали тому сердце.
Наконец, когда шевалье потерял из виду Блэка и того, кто его уводил, он взглянул на визитку, которую держал в руке, и прочел на ней следующее имя и адрес: «Ж-Б. Шалье, негоциант, улица Трех Братьев, № 22».
«Где, черт возьми, я видел это имя? — спросил себя шевалье, направляясь к стоянке наемных экипажей. — В моей бедной голове так перемешалось все случившееся, что я серьезно опасаюсь потерять когда-нибудь память от всего этого. Все равно, хотя это собачье утро и доставило мне немало огорчений, но ни одно из них не сравнилось бы с тем горем, которое причинила бы мне ее утрата… Ах, все это довольно зловещее предзнаменование для завтрашнего дня».
Как раз в этот момент показался пустой экипаж, шевалье сделал знак кучеру, и тот остановился.
Пьер Марто учтиво открыл дверцу.
— А! друг мой, — сказал шевалье, — верно, я и забыл о, тебе. Человек действительно неблагодарное животное!
И вытащив из кармана три или четыре луидора, он хотел дать их этому достойному человеку.
Но тот покачал головой.
— Этого недостаточно? — спросил шевалье. — Приходи в гостиницу, друг мой, я дам тебе еще.
— О! сударь, я не это имел в виду.
— Но что же тогда?
— Я хотел сказать, что могу вам еще пригодиться, хотя бы для того, чтобы подтвердить перед кем следует, что собака действительно принадлежит вам и что вы держали ее на поводке, когда ее у вас украли на Итальянском бульваре.
— Что же, хорошо, идем! Порядочный и храбрый человек всегда пригодится, и если ты мне не потребуешься для этого, то послужишь для другого. Но куда ты садишься?
— Рядом с кучером, черт возьми!
— Хорошо, садись рядом с кучером, мой друг.
Затем, обращаясь к самому себе:
— Да, да, да, — сказал шевалье, словно стараясь распалить себя, — пусть мне придется драться с этим Шалье на пистолетах с самого ближнего расстояния, с завязанными глазами, но я все равно верну себе Блэка!.. И ты ведь не покинешь меня, не так ли, мой бедный Думесниль, в подобных обстоятельствах, когда я ради тебя буду рисковать своей жизнью?…
Пьер Марто закрыл дверцу и сел рядом в кучером.
— Куда поедем, месье? — спросил тот.
— На улицу Трех Братьев, № 22, — ответил шевалье.
Фиакр тронулся с места.
Глава XXXV,
В КОТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ НЕ ТОЛЬКО ВОЗВРАЩАЕТ ОБРАТНО СВОЮ СОБАКУ, НО И ВСТРЕЧАЕТ ТАКЖЕ ДРУГА
Шевалье прибыл на улицу Трех Братьев, охваченный самыми мрачными мыслями.
Господин Шалье только что вернулся, всего несколько минут назад.
Шевалье спросил у консьержки о Блэке; та никогда ничего о нем не слышала; однако господин Шалье вернулся с собакой, которой раньше у него не было. Это был спаниель великолепного черного цвета. Это было все, что хотел знать шевалье.
Шалье занимал третий этаж очень красивого дома.
Де ля Гравери торопливо поднимался по лестнице в надежде вновь увидеть Блэка. Он подыскивал в уме слова, которые могли бы тронуть сердце прежнего хозяина его собаки, сердце, которое, впрочем, казалось ему, судя по виденному, не таким уж мягким и податливым.
И, поднимаясь по лестнице, он спрашивал себя, не будет ли более разумным поведать вышеупомянутому Ж.-Б. Шалье свои предположения относительно того, что в прошлом Блэк вел человеческое существование, когда носил шпагу на боку и эполеты на плечах.
Так и не составив себе определенного плана, он позвонил в дверь третьего этажа, в десятый раз повторяя эту фразу, которая звучала как вопрос, обращенный им к самому себе:
— Но где, черт возьми, я встречал эту фамилию Шалье?
Господин Шалье действительно только что вернулся; но поскольку было уже десять часов, а Шалье, как Негоциант, поддерживал в доме строжайший распорядок, то не медля ни минуты он сея за стол, так как завтрак ему неизменно подавали в десять часов.
Но, садясь за стол, Шалье специально предупредил, что если его будет спрашивать человек лет пятидесяти, маленький, невысокого роста, толстенький и круглый как мячик, с красной лентой в петлице, то этого человека следует проводить в гостиную.
Это описание настолько точно соответствовало внешности шевалье, что служанка, открыв ему дверь, воскликнула:
— А! это тот человек, которого ждет хозяин.
— Надеюсь, — рискнул ответить шевалье.
— Я должна впустить вас, сударь, и пойти немедленно предупредить о вашем приходе моего хозяина, который сейчас завтракает.
Шевалье еще не завтракал и, скажем больше, он был настолько занят и взволнован, что едва ли даже вспоминал о еде, которой некогда придавал известное значение.
